Проявлять слишком явный интерес к смерти Волощенко мне совершенно не хотелось – Ванцов сразу заподозрит неизвестно что. Сотрудники милиции вообще люди страшно мнительные.
Вытащив папку из-под стопки бумаг, я пролистнула две тонких странички: описание места убийства и положения трупа. И быстренько записала на бумажку адрес убитого. Надо же вести расследование!
Едва я успела положить папку на место, как вернулся Ванцов. Он встревоженно посмотрел мне в лицо – не знаю уж, что он там увидел, только спросил тоном, не терпящим возражений:
– Надеюсь, у тебя все? Мне надо работать.
– Да, Леш, спасибо за помощь, – улыбнувшись, я вышла за дверь.
«Господи, что же я наделала? Зачем это было нужно? Почему все так произошло?» – думала она, в напряжении глядя на стену. Сердце разрывали тысячи диких кошек. Боль была ужасной – даже слезы не могли найти выхода из покрасневших глаз, прикрытых тяжелыми веками. Пальцы нервно сдавливали подлокотники кресла, ногти впивались в аляповатую бархатистую обивку.
Если бы она курила, наверное, одной пачкой дело бы не обошлось. А если бы не аллергия на спиртное, так давно бы бесчувственно валялась под столом, ничего не ощущая и витая в черно-огненной бездне тоски.
Но на вредные привычки давно было наложено табу. И она считала, что заслуживает много лучшего, нежели сидеть в этом чертовом кресле, напротив включенного компьютера и рыдать. Рыдать горько, без слез.
Все пошло прахом. И остались лишь воспоминания. В сознании билась одна-единственная мысль: «Зачем! От этого не легче!» Эти слова казались выжженными в мозгу чьей-то дьявольской рукой, и свинцовая тяжесть давила, не давала встать из кресла и умыться, привести себя в порядок. Зачем? Жизнь кончена, так зачем что-то делать с собой? Проще сидеть в кресле и страдать.
А взгляд бездумно скользил по черно-алой – это были ее любимые цвета – обивке стены. Теперь она возненавидела красный – цвет крови. Он слишком о многом напоминал. Красная кровь на бледной коже, кровь на простынях. Много крови… И – сумбур в голове…
Рвотный порыв схватил неожиданно, и она, сорвавшись с кресла, стремительно понеслась в ванную. Ненадолго пришло облегчение – физический дискомфорт вытеснил душевную боль. Жаль, что лишь на время…
Ведь воспоминания, к несчастью, не убить. Ничего с ними не сделаешь, даже если очень хочется. Хоть и говорят, что время – лучший лекарь, она была уверена: это забыть не удастся. То, что произошло, просто невозможно забыть. Невозможно выбросить из головы как ненужный хлам из квартиры. И она знала – о, прекрасно знала! – что произошедшее будет преследовать ее в кошмарах всю жизнь. И всегда она будет чувствовать эту острую боль. Даже если сможет когда-нибудь начать улыбаться.
Но сейчас она просто не могла этого сделать. Не могла заставить свои губы разжаться, кожа лица казалась каменной – мышцы не двигались, замерев в одном положении. Лицо представляло собой маску отчаяния – гипсовую маску на надгробье. На чьем? О, об этом она прекрасно знала. Знала и о том, что не сможет воплотить эту случайную фантазию в жизнь. Просто знала… Как приговоренный знает о своей смерти.
И она знала, смерть – эмоциональное умирание, пожалуй, хуже, чем физическое. И если бы не впитанные с материнским молоком моральные принципы – себя убить нельзя ни в коем случае, – она бы обязательно что-то сделала с собой. Однако переступить через это не могла…
Я быстро шагала к своему офису, надеясь, что эта девушка, Карина, все же решится ко мне обратиться. И досадовала – Ламовского убили, значит, документы мне придется искать самой. А Тарасов, между прочим, город большой. Ламовский мог сжечь бумаги или выбросить. Или продать конкурентам. Черт, как я раньше об этом не подумала? Продать конкурентам! Значит, во-первых, надо узнать, были ли конкуренты, которым окажется полезной информация Шульгина. И, во-вторых, – имел ли Ламовский с ними связь.
Войдя в офис «ЛМ», я сделала себе кофе и бутерброд с сыром и, устроившись в кресле, набрала номер телефона Шульгина.
– Рекламное агентство «Шаман», – представился юный женский голос.
Очень милое название! А главное – с фантазией. Шаман. Мы так нашаманим вам, что ваша реклама станет лучшей в мире! Мне так и виделся этот лозунг, растянутый над проспектом, изящно выписанный радужно-переливчатыми буквами.
– Здравствуйте. Не могли бы вы пригласить к телефону Вадима Ивановича Шульгина? – вежливо попросила я.
– Простите, кто его спрашивает?
– Александра Данич, – представилась я, и в трубке замолчали. Через мгновение я услышала сдержанное:
– Здравствуйте, Саша, вы что-нибудь узнали?
– Не слишком много, – ответила я без воодушевления. – У меня возникло несколько вопросов. Вам удобно говорить по телефону?
– Да-да, я слушаю вас.
– Кому была выгодна пропажа документов?
– Саша, вы думаете…
– Я уверена, – прервала я его не слишком-то вежливо, но мне очень хотелось поскорее получить ответы на вопросы и продолжить расследование.