Блондин на коротком поводке

Пройдя по главной аллее, мы не увидели нашу таинственную незнакомку. Шурик свернул на одну из боковых дорожек.

Здесь, на уединенных скамейках, в стороне от назойливых пенсионеров, сидели в основном влюбленные парочки, воркуя и целуясь.

В дальнем конце дорожки мы заметили знакомый силуэт — платок и черные очки, явно лишние в полутьме тенистой аллеи. Девица в одиночестве сидела на скамейке, время от времени поглядывая на часы.

Шурик схватил меня за руку:

— Ближе подходить нельзя — спугнем!

По дорожке, спиной к нам, шел высокий, слегка сутулый мужчина. Поравнявшись с интересующей нас особой, он с независимым видом сел на скамейку. Мы находились слишком далеко, чтобы разглядеть его лицо, тем более что ракурс был очень неудобным.

Шурик озабоченно поглядел по сторонам.

Мимо нас по аллее ехал на самокате жизнерадостный гражданин семи-восьми лет в ярко-оранжевой футболке с непатриотичной надписью «Я люблю Нью-Йорк».

— Эй, пацан! — окликнул его Шурик. — А мороженое ты тоже любишь?

— Чего? — переспросил мальчишка, резко затормозив.

— Мороженое любишь? — повторил мой напарник.

— Но никуда с незнакомыми людьми не пойду! — решительно заявил представитель юного поколения.

— Это ты правильно делаешь, — одобрил его Шурик, — с незнакомыми никуда ходить нельзя. Только я тебе и не предлагаю никуда идти. Ты просто сделай для нас одно дело, и получишь на мороженое.

— Смотря какое дело! — Мальчишка смотрел на нас по-прежнему подозрительно. — Только я из сада все равно никуда не пойду, а то мне от Светки достанется!

При этом он покосился на ближнюю скамейку, где худенькая белобрысая девушка лет семнадцати в мини-юбке увлеченно целовалась с долговязым парнем в коже и заклепках.

— Не волнуйся. — Шурик наклонился к юному дарованию и вкратце изложил несложные инструкции.

— Клево! — восхитился мальчуган. — Как в шпионском кино!

— Ну, значит, договорились?

— Только на два мороженых, — твердо заявил подрастающий бизнесмен, — и хороших, финских.

— Идет, — кивнул Шурик.

Мальчишка ловко вскочил на самокат и с самым лихим видом помчался по дорожке. Поравнявшись с дальней скамейкой, где сидела интересующая нас девица в черных очках со своим загадочным собеседником, самокат неожиданно со скрежетом затормозил. Лихой наездник соскочил с него, перевернул свое неожиданно отказавшее транспортное средство и с озабоченным видом принялся за ремонт.

Шурик протянул мне один из наушников.

Теперь мы вместе могли слушать разговор, который передавал микрофон, прикрепленный к самокату сообразительного мальчугана.

— Что за самодеятельность, — говорил мужской голос, сухой и недовольный, — ведь я тебе ясно сказал — еще три дня мы не должны выходить на связь. Ты что, не понимаешь, насколько это опасно?

— А ты можешь себе представить, каково это — сутками сидеть взаперти, не видя ни одного человеческого лица? — с фальшивым истерическим надрывом ответил женский голос. — Каково это — проводить дни и ночи в четырех стенах, как в тюрьме?

Если до этого у меня и были какие-то сомнения, то теперь они окончательно пропали — это был точно тот же голос, который мы слышали через стену в доме на Седьмой Красноармейской, голос горничной Жени.

— Типун тебе на язык, — ответил мужчина с презрительной насмешкой, — еще накаркаешь! Раз уж мы с тобой встретились — давай поговорим о делах наших скорбных…

В это время раздался резкий звонок мобильного телефона. Я вздрогнула, оглянувшись, и не сразу поняла, что телефон звонит там, у одного из двоих, беседующих на садовой скамейке, а я слышу это благодаря микрофону.

Шурик следил за нашей сладкой парочкой при помощи маленького компактного бинокля — еще один подарок неизвестной мне Таньки. Я молча вырвала у него оптический прибор и поднесла к глазам.

Мужчина, которого я видела только со спины, поспешно достал из кармана мобильный телефон и поднес его к уху. В то же время он незаметно для своей соседки вытащил левой рукой из другого кармана маленький шприц и, небрежно положив руку на спинку скамейки, поднес его к плечу девушки, как бы полуобняв ее, но в то же время приготовившись воткнуть иглу ей в шею.

— Да? — сухим равнодушным голосом проговорил он в трубку. — Вы в этом абсолютно уверены?

Не прошло и десяти минут после того, как квартира на Седьмой Красноармейской опустела и возле нее появился новый персонаж — невысокий полноватый дядечка приблизительно лет пятидесяти с круглым улыбчивым лицом прирожденного добряка и оптимиста.

Быстро оглядевшись по сторонам, этот закоренелый оптимист достал из кармана связку отмычек, и через минуту дверь послушно распахнулась. Дядечка удовлетворенно улыбнулся, убрал отмычки, вместо них достал плоский черный пистолет с навинченной на ствол болванкой глушителя и бесшумно проскользнул в квартиру.

Обойдя ее и убедившись, что она пуста, он убрал пистолет в кобуру и приступил к аккуратному и планомерному обыску.