Блондинка и брюнетка в поисках приключений

— Ага, а тот случай в салоне красоты? Ты утверждала, что стилист ущипнул тебя за задницу, а он вообще оказался голубым. Ему просто хотелось посмотреть, как скроены твои штаны!

— Но все равно МакДоннел глаз с меня не спускал, — повторила Настасья, упрямо и-мрачно, — и мы с ним в этой развалюхе, почти наедине.

— Не наедине! — расхохоталась я. — Во-первых, здесь имеется служанка…

— Ага, старая глухая карга! — перебила Настя.

— …а во-вторых, привидение, — невозмутимо продолжила я, — и вообще, нам что, поговорить больше не о чем? Например, имеется одна животрепещущая тема. Моя влюбленность.

— Это еще более нереально, чем привидение, — глухо хихикнула Настасья, — я подумала и решила, что не влюбленность это вовсе, а гормоны. Ты переспишь с ним и забудешь о том, кто это такой.

— Почему ты в меня не веришь? Ты что, думаешь, что я всю жизнь так и буду скакать из кровати в кровать? — возмутилась я.

— Вообще-то, — Настя нахмурилась, — вообще-то, думаю, что да.

Некоторое время мы лежали молча. Я бессмысленно таращилась в потолок, который невозможно было разглядеть в вязкой темноте. Настя тихо сопела. В ее дыхании не было ничего умиротворенного. То было дыхание настороженного человека, а не того, кто пытается мирно уснуть.

А потом началось.

— Я слышала, что мертвые выходят из своих могил не в полночь, как принято считать, а как раз перед самым рассветом, — глухо сказала Настасья.

Я пнула ее локтем в бок. Тихо ойкнув, она на какое-то время заткнулась, и я решила, что в следующий раз не стесняясь залеплю ей хорошую оплеуху.

Долго ждать мне не пришлось. Помолчав минут десять, Настасья вдруг тоненько пропищала:

— Ты слышала?

— Убью! — пригрозила я. — Спи!

— Нет, правда!.. Только не говори мне, что не слышала, а то я сойду с ума…. Такой противненький скрип….

Я не удостоила ее ответом. Закрыла глаза и представила себе, что Валерий сделает со мною, когда мы вернемся в Эдинбург и я отправлю Настасью снимать стресс магазинотерапиеи, а сама помчусь к нему на свидание. Незаметно стяну из необъятного баула Настасьи ее атласный светло-голубой лифчик с черными кружавчиками, с ног до головы обольюсь ее духами «Ангел»… Я посмотрю на него свежими глазами, и может быть, щемящая нежность рассеется, как наваждение.

И в тот момент, когда я прикидывала, стоит ли мне надеть свои единственные туфли на каблуках (аргумент за: вместе с туфлями образ роковой женщины можно будет считать завершенным; аргумент против: я все равно не умею ходить на каблуках больше пятнадцати минут) — в тот момент я и услышала странный звук.

Тоненькое поскрипывание напоминало унылую песнь несмазанного колеса старой телеги или звук осторожно открываемой деревянной двери. Я замерла и навострила уши. Рядом со мной дрожала всем телом и еле слышно поскуливала Настасья.

— Теперь ты слышала? Теперь ты понимаешь, что я не вру?! Мира, мы же можем умереть!!!

— Замолчи! — потребовала я и, выдернув из ее похолодевших от ужаса пальцев фонарик, вскочила с кровати.

Тусклое оранжевое пятнышко фонаря не имело никакого смысла в борьбе с вязкой бархатной темнотой. Блеклый лоскуток света выхватывал из темени то кусочек старинной бронзовой рамы для картин, то изъеденную молью штору, то облепленный восковыми потеками подсвечник. Самое странное:

я даже не могла точно определить, откуда доносится этот подозрительный скрип, который с каждой секундой становился все громче, будто бы к нашей спальне приближалось нечто… нечто, во что мне до сих пор верилось слабо.

Настасья вскочила с кровати и схватила первое, что ей попалось под руку, — черную от копоти каминную кочергу.

— Я не сдамся без боя, — стуча зубами, пообещала она.

— А может быть, это кошка? — Я пыталась ухватиться за последнюю соломинку.

— Ага, ты помнишь, что сказал Валерий? У МакДоннела аллергия, вряд ли он стал бы держать дома животное, — припечатала Настасья.

Я отступила к стене, подальше от страшного приближающегося скрипа Пятилась до тех пор, пока спиной не почувствовала спасительную твердь.

— Все нормально, — прошептала я, скорее, для самоуспокоения, потому что успокоить Настасью не представлялось возможным: нервная дрожь мелкой рябью сотрясала спокойное озеро ее тела.

Скрип затих, и теперь, в тишине, мне казалось, что он был надуманным и нереальным. Померещилось. Почудилось. Наверное, от ветра брюзгливо заворчала одна из старых яблонь в саду — вот и все.

— Ты права, — с некоторым сомнением пробормотала Настасья. Мне было видно, что, положив кочергу на туалетный столик, она разминает похолодевшие от волнения пальцы рук.

Выключив фонарик, я успокоила дыхание и хотела нырнуть в теплую одеяльную пещерку, чтобы провести остаток ночи за просмотром беспокойного сна, и в этот момент… в этот момент вдруг случилось нечто, заставившее мое сердце выпрыгнуть из груди, совершив акробатический кульбит, и забиться где-то в области щитовидной железы. Арктический холод, нагрянувший изнутри, мгновенно превратил мою кровь в ледяные кристаллы. От ужаса и переизбытка адреналина я пошевелиться не могла.