Блондинка из Претории

— Я мог бы пойти в полицию и поговорить там о вашем ремесле как сводника и сутенера, — произнес Малко, — но мне на это наплевать. Только учтите, что если вы тотчас же и вразумительно не ответите на мои вопросы, я спущу курок и разнесу вам голову. Вы находитесь в нескольких миллиметрах от вечности, господин Дентс...

Итальянец молчал, как рыба, его кадык вытанцовывал «йо-йо» вдоль гортани. До них слабо доносился шум от разборки между двумя проститутками, разгоревшейся у входа в «Габороне Сан». Малко еще больше приблизил свой браунинг к уху итальянца.

— Я говорю об этом вполне серьезно, господин Дентс.

Марчелло Дентс глянул на Малко глазами, полными ужаса, и неуверенно спросил:

— Что же именно вы хотите знать?

— Вы знали, что Луиза — активистка АНК?

— Да, — чуть ли не шепотом, тяжело дыша, ответил итальянец.

— Вы сотрудничали с ней?

— Нет. Но однажды, в начале нашей связи, она стала исчезать несколько вечеров подряд. Я счел, что она меня обманывает. Тогда я выследил ее. Вплоть до квартала Бонтленг. Она это заметила, и мы поссорились. Тогда она призналась, что ходит к каким-то активистам-неграм, готовящим революцию в Южной Африке. Это была их штаб-квартира. С той поры я никогда больше не задавал ей никаких вопросов...

— Она бывала там после вашей ссоры?

— По-моему, бывала.

— Вы сказали об этом полиции?

— Нет.

— Как вы считаете, сейчас она там?

— Я не знаю...

— Ладно. Поехали туда.

Итальянец чуть не подскочил на сиденье.

— Сейчас?

— Сейчас, — сказал Малко. — В ваших же интересах отыскать это место...

Итальянец было запротестовал, а затем все же завел мотор. Малко по-прежнему держал пистолет направленным на него. Скрывая возбуждение. Быть может, он наконец напал на правильный след! Они поехали по Нейрере Драйв, а затем итальянец свернул на Каунда-роуд.

— Вам знакома девица, именующая себя Гретой Манштейн? — спросил Малко. — Немка, которая побывала здесь некоторое время тому назад...

— Грета Манштейн? Такая брюнетка, худенькая, красивая? Я видел ее в отеле вместе с Луизой. Я думал, что она из клиенток.

В данном вопросе он проявлял достаточную искренность. Он свернул направо, на узкую безымянную улочку, и углубился в бедняцкий квартал. Они доехали до грунтовой аллеи, где «ягуар» начало трясти.

— Мы на месте, — проговорил итальянец, и голос ему изменил.

Малко заметил слева продолговатое серое здание с крышей из гофрированного железа посреди жалкого садика. Они проехали еще несколько метров, и итальянец был вынужден повернуть назад, поскольку дальнейший путь заводил в тупик. Фары «ягуара» осветили надпись «Бука Клоз».

В тот момент, когда они вновь проезжали мимо здания, зажегся прожектор, охватив машину пучком света! Итальянец выругался и резко увеличил скорость, преследуемый этим пучком.

Малко обернулся, когда прожектор уже погас. Это подтверждало слова итальянца. Видимо, была обнаружена тайная явочная квартира убийц Йоханны и Ферди.

Необходимы были самые срочные меры.

— Отвезите меня в «Габороне Сан», — произнес Малко, — и никому не говорите об этой нашей прогулке.

Итальянец не ответил, судорожно вцепившись в руль. Он был белый, как полотно.

Гудрун Тиндорф со зрачками, расширившимися от страха, с «береттой» в руке, одетая в ночную рубашку, наблюдала за дверью, через которую Ванда несколько минут назад отправилась за новостями. Немка, в то время не спавшая, слышала, как на Бука Клоз заезжала автомашина. Автомобиль в этом месте и в этот час был сигналом опасности. Гудрун Тиндорф прибыла накануне вечером из Южной Африки после поистине кошмарного путешествия, и ее нервы были на пределе. До того места, где она сейчас находилась, доносились разговоры, которые вели между собой негры под навесом. Проснулся, должно быть, и Джозеф Гродно.

Ванда возвратилась. К тому моменту Гудрун Тиндорф переоделась в джинсы и блузку.

— Они узнали машину моего сутенера, — сказала Ванда с вымученной улыбкой. — Он, должно быть, ищет меня.

Гудрун ощутила себя так, словно ледяная рука сжала ей сердце.

— Твой «жюль»! Он знает это место?

Ванда опустила глаза. Гудрун со всего размаху дала ей пощечину. Швырнув пистолет на кровать, она еще ближе подошла к метиске. На этот раз Гудрун стукнула се правой рукой. Губы у немки были сжаты, глаза словно обледенели, и она продолжала избивать Ванду изо всех сил, действуя поочередно обеими руками. До того момента, пока плакавшая метиска не рухнула к ее ногам.

— Кретинка! Идиотка! — шипела, как змея, немка. — Ты хочешь всех нас погубить!

Коленкой она оттолкнула Ванду, продолжавшую рыдать. Метиска тогда подползла к ней, как побитая собака, прижимаясь к ее ногам.

— Я прошу простить меня, я не знала, — бормотала в расстройстве чувств Ванда.

— Идиотка! — уже по-немецки воскликнула рассвирепевшая Гудрун Тиндорф.

Но мало-помалу она успокаивалась, к ней возвращалось присущее ей хладнокровие. Ванда медленно выпрямилась, а затем сжала се в своих объятиях. По се лицу по-прежнему струились слезы.

— Прости! Прости!

— Ну ладно, прекрати! — сухо откликнулась Гудрун.

Ванда приблизила свое лицо к ее лицу, прошептав:

— Ты меня все еще любишь? Скажи, пожалуйста, скажи!