Блондинка сдавала в багаж…

И вот накануне моего отъезда Виталий сообщил, что бедная девочка забыла взять с собой корону. А ведь она ее тщательно подбирала и так дивно в ней хороша! На крайний случай в Вене ей, наверное, что-нибудь предложат, но, кто знает, красиво ли это будет сидеть и не помешает ли во время танца? В дебютном выступлении важна любая мелочь. Поэтому было необходимо срочно переправить корону Яне. Почте Виталий не доверял – и я его понимала. Получишь посылку на следующий день после спектакля, да еще всю измятую. Удачное совпадение, что я буду в Вене одновременно с Яной. Там я встречусь с нею и передам ценный реквизит. Разумеется, я охотно приняла небольшой пакет.

Дома я открыла его и внимательно осмотрела содержимое. Корона была прекрасна: ажурная, золотая, усыпанная крупными жемчугами и бриллиантами (хочется верить, искусственными). Тут же возник вопрос, куда ее упаковать, дабы не повредить в пути. Мой багаж состоял из чемодана на колесиках и большой сумки с вещами первой необходимости – в основном, признаюсь, продуктами питания. Во время путешествия чемодан я предполагала держать в багажнике, а сумку под сиденьем автобуса. Представив себе, как в багажнике на Янино сокровище поставят сверху что-нибудь тяжелое, я подыскала для короны подходящую картонную коробочку, чтобы, не дай бог, не помялась, и сунула в сумку. Тем более, все равно приходилось в спешке собирать еду заново, ибо Настя позвонила с очередными ценными указаниями, после которых я полночи переправляла надписи на пакетиках – например, «третий день, обед» превратился в «шестой день, ужин» (не спрашивайте, почему. Я лично уточнять не рискнула).

* * *

Наконец судьбоносный миг настал. Шестого июля в два часа дня мы с Настей стояли на платформе, высматривая брестский поезд. Тот отсутствовал – немудрено, поскольку отъезд был назначен на три. Однако Настя мудро заметила, что лучше прийти на час раньше, чем на минуту позже. В результате мы первые влетели в свой плацкартный вагон (купейный вдвое дороже, а нам эти денежки пригодятся в Париже) и угнездились на положенных местах.

Настина предусмотрительность оказалась кстати. Не прошло и десяти минут, как в дверях возникла дама, приятная во всех отношениях. Нет, неправильно. «Возникла» предполагает элемент неожиданности, а я, цепенея, заранее готовилась к ее появлению. Бывают у меня иногда приступы прозорливости. Едва громовой голос, явно предназначенный природой для командования армией на плацу, возмущенно известил округу: «Проводник одет не по форме. Застегните пуговицы, это дома можно ходить расхристанным, на работе вы обязаны выглядеть аккуратно. А чьи вещи тут в проходе? Убрать немедленно. Мне надо пройти! Вы знаете, что значит слово „немедленно“?..» – так вот, едва эти сентенции донеслись до моего слуха, как интуиция гнусно подсказала сразу две вещи: во-первых, что это педагог (мне ли не узнать коллегу?), а во-вторых, что она поедет рядом с нами. А самое гнусное в поведении интуиции – та, увы, не ошиблась.

Итак, дама застыла в дверях нашего купе. Застыла не потому, что деликатно решила поздороваться, прежде чем войти, а потому, что застряла. Я, потеряв от дурных предчувствий дар речи, тоже не проявила деликатности и молча пялилась. Впрочем, было на что! Возраст попутчицы определить не берусь (за тридцать? за пятьдесят?), а вот вес ее оценила бы как центнер с небольшим… или даже с большим. Вся эта масса была затянута в трикотажные черные брюки с воздушной белой блузкой – затянута так плотно, что тело казалось состоящим из отдельных фрагментов: грудь, живот, второй живот, третий живот. Представьте себе очень толстую гусеницу, и вы поймете, о чем речь. Лицо, тонущее в нескольких подбородках, покрыто густым слоем косметики – от тонального крема до кровавой помады и сверкающих бирюзовых теней. Прическа почему-то вызвала в памяти полузабытое слово «перманент». Перед собой дама катила огромный клетчатый чемодан. Она ловко пропихнула его в купе, отдавив Насте ногу (я успела задрать свои на полку), и теперь он занимал все пространство, так что войти стало невозможно.

– Что вы тут делаете? – возмущенно спросила вновь прибывшая, уставившись на нас с Настей.

– Едем, – честно, хоть не вполне верно ответила моя подруга (поезд пока стоял).

– Пересядьте на свои места и освободите наши. Я жду.

У нас с Настей полки были одна над другой, так что мы обе сидели на нижней, а на верхней стояла сумка. Я внимательно изучила номера – нет, все в порядке, мы там, где положено.

– А какие у вас места? – поинтересовалась Настя.

– Нижние, – сообщила дама. – А вы пересядьте туда.

И она так наглядно указала перстом вверх, что я представила, как мы с подругой, словно пара воробушков, взлетаем на верхние полки и заседаем на них до конца путешествия. Впрочем, спать мне в любом случае предстояло наверху – Насте на второй полке становилось плохо.

– А у нас – нижнее и верхнее, – с достоинством парировала моя подруга. – Номера девять и десять. А у вас какие номера?

– Одиннадцать и двенадцать.

– Так вот они, – я, к радости своей обретя дар речи, указала напротив.