Читаем Блондинка. том I полностью

Для визита в больницу Норма Джин оделась очень стильно: белые нейлоновые слаксы, черная шелковая блузка, прозрачный черный шарф, накинутый на сверкающие платиново-белые волосы, и блестящие черные лодочки на невысоких каблучках. Она была так грациозна, и голос звучал так мягко и нежно. Она уже не была напряжена, взвинчена до предела; она перестала быть Нелл. Оставила Нелл позади. Нелл ни за что бы не осмелилась переступить порога психиатрической больницы, Нелл застыла бы у ворот, парализованная страхом, просто не решилась бы войти. «Теперь совершенно очевидно: никакая я не Нелл».

Она говорила себе: Это всего лишь роль. Моя роль в фильме. В самой концепции роли уже заложено, что это лишь часть целого, совсем небольшая часть твоего существа. Нелл не реальна, ее не существует, Нелл — не ты. Нелл — это вовсе не твоя жизнь. Даже не твоя карьера.

Нелл больна, а ты здорова.

Нелл — это роль, а ты — актриса.

И все это правда. Все так и есть!

Сегодня утром она была Прекрасной Принцессой, навещающей свою мать в Норуолке. Свою «психически нездоровую» мать, которую она любила, которую не оставила. Свою мать, Глэдис Мортенсен, которую она никогда не бросит. Как бросали своих родных, угодивших в психушку в Норуолке, многие дочери, сыновья, сестры и братья.

Теперь она была Прекрасной Принцессой, на которую все взирали с надеждой и восхищением, стараясь измерить пропасть, отделявшую их от нее, стараясь как можно точнее определить это расстояние.

Теперь она была Прекрасной Принцессой, исправно следующей всем рекомендациям Студии и агентства Прина. А они обязывали ее появляться на людях безупречно причесанной, накрашенной и одетой. И чтобы ни единого волоска не выбивалось из прически, потому что глаза всего мира устремлены на тебя.

Она заметила, с каким интересом разглядывают ее секретарша в приемной и медсестры. И одобрительно при этом улыбаются. Она ворвалась в их мир, словно сверкающий язычок пламени, и осветила своим присутствием унылую больничную обстановку. И тут же появился доктор К., который никогда не выходил ко всем остальным посетителям так быстро. И его коллега доктор С., которого Норма Джин видела впервые. Улыбки, рукопожатия! Всем хотелось посмотреть на дочь Глэдис Мортенсен, знаменитую киноартистку. Никто из этих людей не видел ни «Асфальтовых джунглей», ни «Все о Еве», зато все они видели снимки ослепительной старлетки «Мэрилин Монро» в газетах и журналах. А потому даже те, кто ничего больше не знал о «Мэрилин Монро», равно как и о Норме Джин, стремились взглянуть на нее хотя бы одним глазком, пока она шествовала по лабиринту коридоров к отдаленному крылу «X» (буква «X» обозначала отделение хроников).

До чего ж хорошенькая, правда? Просто шикарная дамочка! А эти волосы!.. Парик, ясное дело. Достаточно взглянуть на бедняжку Глэдис, ее волосы. Но все равно очень похожи, да? Дочь, мать. Сразу видно.

Однако Глэдис, судя по всему, редко узнавала Норму Джин. Или просто притворялась, что не узнавала, из чистого упрямства. Сидела на продавленном диване в уголке плохо освещенной приемной, где всегда так дурно пахло, и походила на мешок с грязным бельем, доставленный в прачечную. Может, ждала прихода своей дочери, а может — и нет. При первом же взгляде на мать Норму Джин кольнули обида и разочарование: на Глэдис было бесформенное серое хлопковое платье, то самое, в котором она была на Пасху. Но ведь в прошлый раз Норма Джин обещала, что они пойдут в город позавтракать. Что сегодня, сейчас, они пойдут в Норуолк посидеть где-нибудь. Неужели Глэдис просто забыла? Волосы свалялись, словно их не расчесывали несколько дней. Обвисшие, сальные, какого-то странного грязно-каштанового оттенка, с металлической примесью седины. Глаза у Глэдис ввалились, но смотрели зорко; все еще красивые глаза, но теперь они казались Норме Джин почему-то меньше, чем прежде. И рот, как будто взятый в скобки двумя глубокими морщинами в уголках губ, тоже казался меньше.

— О, м-мама!.. Вот ты где. — Совершенно дурацкая, не прописанная в сценарии ремарка. Норма Джин чмокнула Глэдис в щеку, чисто инстинктивно задержав дыхание, чтобы не уловить кислого затхлого запаха ее тела. Глэдис подняла лицо-маску и заметила сухо:

— Разве мы с вами знакомы, мисс? Да от вас воняет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера. Современная проза

Последняя история Мигела Торреша да Силва
Последняя история Мигела Торреша да Силва

Португалия, 1772… Легендарный сказочник, Мигел Торреш да Силва, умирает недосказав внуку историю о молодой арабской женщине, внезапно превратившейся в старуху. После его смерти, его внук Мануэль покидает свой родной город, чтобы учиться в университете Коимбры.Здесь он знакомится с тайнами математики и влюбляется в Марию. Здесь его учитель, профессор Рибейро, через математику, помогает Мануэлю понять магию чисел и магию повествования. Здесь Мануэль познает тайны жизни и любви…«Последняя история Мигела Торреша да Силва» — дебютный роман Томаса Фогеля. Книга, которую критики называют «романом о боге, о математике, о зеркалах, о лжи и лабиринте».Здесь переплетены магия чисел и магия рассказа. Здесь закону «золотого сечения» подвластно не только искусство, но и человеческая жизнь.

Томас Фогель

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное