Читаем Блондинка. том I полностью

Норма Джин провела в постели три мучительных дня. Из нее валились темные сгустки дурно пахнущей крови, голова раскалывалась от боли, в глазах темнело. То было наказание «Розе»! Студийный терапевт исправно и щедро снабжал ее таблетками кодеина. «Только ни капли спиртного, обещаете, дорогая?» Врачей, состоявших при Голливуде, отличали какая-то особая небрежность и расхлябанность, полнейшее равнодушие к здоровью пациента в настоящем и будущем. Главное, чтобы с подопечным все было тип-топ во время съемок. Пока Норма Джин находилась в постели, снимались эпизоды «Ниагары», где она не была задействована. И вот до нее стали доходить слухи, что без «Розы» ежедневные репетиции стали какими-то пустыми, скучными и малоинтересными. И Норма Джин впервые за все время поняла, что именно она, а не Джозеф Коттен является ключевой фигурой в фильме. И уж определенно не Джин Питерс. И впервые за все время она задумалась над тем, сколько же платят другим ведущим актерам.

В мотеле «Старлайт» Норма Джин читала Нижинского, а также «Мою жизнь в искусстве» Станиславского — эту книгу подарил ей перед отъездом Касс Чаплин. Дорогая книга в твердой обложке и с пометками, сделанными рукой Касса. Читала она также «Настольную книгу актера» и «Жизнь актера»; читала «Толкование сновидений» Фрейда — произведение, навевавшее на нее сон, настолько догматичным и скучным оно оказалось, и в ушах все время звучал унылый и размеренный, как стук метронома, голос. Но разве Фрейд не был величайшим из гениев? Как Эйнштейн или Дарвин?.. Отто Эсе крайне почтительно и восторженно отзывался о Фрейде, и И. Э. Шинн — тоже. Добрая половина высшего голливудского общества посещала психотерапевтов и аналитиков. Фрейд считал, что сны — «это прямая дорога к подсознанию», и Норме Джин очень хотелось пройти этой дорогой, с тем чтобы научиться контролировать свои эмоции. С тем, чтобы я могла освободиться не от любви, но от потребности в любви. С тем, чтобы могла наконец освободиться от желания умереть, если меня не любят.

Она читала «Смерть Ивана Ильича» Толстого, историю, на чтение которой у «Розы Лумис» просто не хватило бы терпения. С тем, чтобы я могла научиться смотреть в лицо смерти. Не Роза, а я.

Говорят, что X., потерявший всякое терпение и отчаявшийся, сам, лично заехал за Мэрилин Монро, чтобы отвезти ее на съемки, поскольку она не сочла нужным явиться в ответ на несколько вызовов по телефону. Вошел в номер и увидел Норму Джин в тесно облегающем костюме и ярком макияже — иными словами, полностью готовой к выходу на съемочную площадку, где ей предстояло сыграть кульминационную сцену, гибель Розы от рук мстительного мужа. Она смотрела на X. в зеркало и словно его не узнавала. Словно на секунду увидела там, в зеркале, не X., а свою смерть. На накрашенных губах стыла кривая жалкая усмешка. И еще она еле слышно хихикнула. Или всхлипнула?.. Откуда ему было знать, что она оплакивает ужасную смерть Ивана Ильича? Оплакивает смерть русского литературного героя девятнадцатого века, который, если разобраться, вовсе не был таким уж замечательным человеком. По нарумяненной щеке поползла чернильная полоска расплывшейся туши, и она торопливо и виновато воскликнула:

— Иду, уже иду! Роза г-готова умереть.

9

Однако умерла она в страхе. То было самым подходящим для нее наказанием. Хотя, конечно, эта стерва могла бы помучиться и дольше. А нам не стоило смотреть на все это с такого близкого расстояния. Камера оператора была нацелена прямо ей в лицо. Сверху вниз. И странная игра света сделала эту смерть красивой, как на живописном полотне. Роза упала и умерла. Распростертое на земле тело было неподвижно. И Роза уже как бы и не была Розой. Просто тело женщины, мертвое.

10

— Почему не отвечаете? Где вы?

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастера. Современная проза

Последняя история Мигела Торреша да Силва
Последняя история Мигела Торреша да Силва

Португалия, 1772… Легендарный сказочник, Мигел Торреш да Силва, умирает недосказав внуку историю о молодой арабской женщине, внезапно превратившейся в старуху. После его смерти, его внук Мануэль покидает свой родной город, чтобы учиться в университете Коимбры.Здесь он знакомится с тайнами математики и влюбляется в Марию. Здесь его учитель, профессор Рибейро, через математику, помогает Мануэлю понять магию чисел и магию повествования. Здесь Мануэль познает тайны жизни и любви…«Последняя история Мигела Торреша да Силва» — дебютный роман Томаса Фогеля. Книга, которую критики называют «романом о боге, о математике, о зеркалах, о лжи и лабиринте».Здесь переплетены магия чисел и магия рассказа. Здесь закону «золотого сечения» подвластно не только искусство, но и человеческая жизнь.

Томас Фогель

Проза / Историческая проза

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное