Блондинка. том I

Дорогая Норма Джин, если тебе не стыдно говорить такое, кто ты тогда есть в глазах всего Мира…

Получила твое поганое письмо & пока жива & способна бороться с этим оскорблением, знай: никогда и ни за что не видать моей дочери разрешения на удочерение! Как это можно ее «удочерить», когда у нее есть МАТЬ, которая жива & невредима & обязательно поправится & заберет ее домой.

* * *

И не смей, пожалуйста, оскорблять меня такими просьбами, поскольку они лишь злят & делают мне больно! И мне на хрен не нужен твой дерьмовый Бог, чихать я хотела на все его благословения! Надеюсь, что пока у меня еще есть нос, я могу чихать! Найму адвоката & будь уверена, сделаю все, чтобы ты была моей. До самой Смерти!

«Твоя любящая мама» САМА ЗНАЕШЬ КТО.

Проклятие

— Погляди-ка на эту маленькую блондинку! Что за попочка, просто прелесть!

Слыша это, ты возмущаешься и краснеешь. Ты идешь по Эль-Сентро, возвращаешься из школы в приют. В белой блузке, голубом джемпере (туго обтягивающем бюст и бедра) и беленьких носочках до щиколотки. Тебе двенадцать лет. Но в глубине души чувствуешь себя лет на восемь или девять, не больше. Потому что развитие твое, казалось, остановилось навеки — в тот день, когда ты еще маленькой девочкой вылетела голой из спальни Глэдис и с криком бросилась искать помощи и защиты. Она убежала тогда от обжигающе горячей воды, от постели, объятой пламенем, которая вполне могла стать ее погребальным костром.

Стыд и позор!

И вот он настал, этот день. На второй неделе сентября, когда она пошла в седьмой класс. Нет, не то чтобы она оказалась совсем уж не готова к этому. Ей просто не верилось. Но, с другой стороны, разве она не слышала разговоров об «этом» от старших девочек и грубых шуток мальчишек? Разве не испытывала она отвращения, смешанного с любопытством, при виде всех этих ужасных запятнанных кровью «гигиенических прокладок», завернутых в туалетную бумагу, а иногда и не завернутых, и выброшенных в мусорные корзины в туалете для девочек?

А когда ее заставляли выбрасывать мусор на заднем дворе приюта, разве ее не тошнило от душной вони засохшей крови?

Проклятие кровью, так с ухмылкой повторяла Флис. И тебе этого не избежать.

Но Норма Джин в глубине души была твердо уверена: Избежать можно. Есть способ!

Ни своим подругам по приюту, ни друзьям из школы (а там у Нормы Джин имелись среди друзей и дети с нормальными семьями, «настоящими» домами) она никогда не говорила о том, что это за способ. А научила ее этому способу «Христианская наука», премудрости которой раскрыла перед Нормой Джин доктор Миттельштадт. Что Бог — это прежде всего Дух. Что Дух есть все, а такое понятие, как «материя», есть просто ничто в сравнении с ним.

Что Бог излечивает нас через Иисуса Христа. При условии, что мы безоглядно веруем в Него.

И однако же в тот день, в середине сентября, она вдруг ощутила странную тупую боль в нижней части живота. Случилось это в спортивном зале, где Норма Джин, облаченная в длинную майку и спортивные штаны, играла в волейбол, — она была одной из лучших спортсменок среди девочек старших классов. Хотя иногда медлила при передаче мяча, из чистой стеснительности, вероятно, чем просто выводила из терпения других девочек. (На эту Норму Джин никогда нельзя положиться!) А уж как она старалась опровергнуть это суждение, с какой настойчивостью и решимостью!.. И все же в тот день в душном спортивном зале она вдруг выронила мяч из рук, почувствовав, как в трусики потекло по ногам что-то горячее. Тут же сильно заболела голова. Уже после занятий, в раздевалке, она, переодеваясь в комбинацию, блузку и джемпер, твердо вознамерилась игнорировать это происшествие. Она была потрясена, оскорблена до глубины души: этого просто не могло, не должно с ней случиться!

— Эй, Норма Джин, что это с тобой?

— Со мной? Со мной ничего.

— Но ты выглядишь, — тут девочка замялась, улыбнулась, хотела выразить тем самым сочувствие, однако не сдержалась и безжалостно добавила: — Как больная.

— Сама ты больная! Со мной все в порядке.

И Норма Джин вышла из раздевалки, вся так и дрожа от возмущения. Стыд и позор! Но если веришь в Бога, стыдиться тебе нечего.