Блондинка. том I

Среди ночи Норма Джин вставала и тайком пробиралась в туалет. Девочки спали. Такая позднота, а она не спит. Это почему-то возбуждало. И она вспомнила, как много лет назад Глэдис вот так же бродила по дому среди ночи, точно большая беспокойная кошка. Она не могла или просто не хотела спать. С сигаретой в руке, возможно, даже пьяная, она бродила и бродила, иногда подсаживалась к телефону. Словно в сцене из фильма, и слова доносились до спящей девочки приглушенно, как сквозь вату. Ну скажи хотя бы «Привет»!.. Думал обо мне, да? Ага, конечно. Да?! Ну и что собираешься предпринять по этому поводу? Угу… Стоит только захотеть, и способ всегда найдется. Ну, ты меня понял.

В такие моменты в вонючем туалете она испытывала возбуждение, как будто в кинотеатре, перед тем как погаснут огни, раздвинется занавес и начнется фильм. Но только в том случае, когда Норма Джин чувствовала себя здесь в полной безопасности. Она снимала ночную рубашку, как снимают в кино какую-нибудь накидку, плащ или липнущее к телу роскошное платье, и тут же тихо начинала играть пульсирующая киномузыка — по мере того как обнажался в зеркале ее Волшебный Друг. Который прятался доселе под этой жалкой рубашкой и только и ждал, когда наконец его найдут и увидят. И девочка, бывшая Нормой Джин, уже была не Нормой Джин, а незнакомкой. Девочкой во всех отношениях особенной, какой Норме Джин не стать никогда.

Она с удивлением отмечала, что ее прежде тоненькие руки и плоские, как у мальчишки, груди теперь словно «наполняются» — именно так одобрительно называла она это чудо. Что маленькие твердые грудки становятся все больше и круглее, весело подпрыгивают, а бледно-кремовая их кожа так нежна и шелковиста на ощупь. Удивительно — у нее появились соски, и коричневатая кожа вокруг этих сосков так мягка. Поразительно, как они затвердевают, эти соски, а кожа вокруг покрывается при этом смешными гусиными пупырышками. Смешно, что у мальчишек тоже есть соски на груди, да, именно соски (которые им без всякой пользы, потому что только женщина выкармливает ребенка грудью). И еще Норма Джин знала (да она сто раз это видела, ее заставляли смотреть!), что у мальчиков есть пенисы — «штуковины», как их еще называли, «палочки», «члены», «хреновины» — похоже на маленькие колбаски, болтающиеся между ног. И отчего-то это делало мальчишек значительными, придавало им важности и силы, которых нет и никогда не могло быть у девочек. И разве не заставляли ее смотреть (правда, то было очень смутным воспоминанием, которому нельзя доверять) на толстые набухшие влажные и горячие «штуковины» взрослых мужчин, которые некогда были друзьями Глэдис?

Хочешь потрогать, лапочка? Валяй, не бойся, он не кусается!

— Норма Джин?.. Эй!

Это Дебра Мэй подошла и ткнула ее пальцем в ребра. А сама Норма Джин навалилась грудью на стол с тетрадками и книжками и хватала ртом воздух, как рыба. Кажется, она даже потеряла сознание, но если и так — то всего на секунду. Боли она не чувствовала, а потоки горячей крови, хлеставшей из нее, будто бы и не принадлежали ей вовсе. Она слабо оттолкнула руку Дебры Мэй, но та заметила резко:

— Эй, ты что, с ума сошла? Ты же вся кровью истекаешь! Не видишь, что ли? Вон, посмотри-ка на стул! Гос-с-поди!..

Залившись от стыда краской, Норма Джин неуверенно поднялась из-за стола. Тетрадка по математике упала на пол.

— Уходи. Отставь меня в покое.

В ответ на что Дебра Мэй сказала:

— Да ты посмотри сама. Это по-настоящему. И колики настоящие. И кровь настоящая. У тебя менструация, вот что.

Норма Джин потащилась прочь из комнаты для занятий. Она почти ничего не видела, перед глазами плыло. По ногам бежали струйки горячей жидкости. Она молилась и, закусив нижнюю губу, приказывала себе не сдаваться. И еще не хотела, чтобы ее трогали и жалели. За спиной слышались чьи-то голоса. Спрятаться под лестницей, забиться в чулан. Укрыться, запереться в кабинке туалета. Вылезти из окна, пока никто не видит. А потом ползком, на четвереньках добраться до самого верха крыши.

И перед ней распахнется ночное небо с грядами темных облаков, и бледная четвертинка луны будет просвечивать за ними, и свежий холодный ветер ударит в лицо, и в милях от нее замигают знакомые буквы RKO. Дух, вот что есть истинная ценность. Бог есть Дух. Бог есть любовь. Священная любовь. Любви Божественной всегда не хватало и не будет хватать каждому человеку.

Что? Кто-то окликает ее по имени? Она не слышит.