Драматург дал знак официанту принести еще выпить, на этот раз — только себе. И подумал, что подобно большинству актеров и актрис Блондинка Актриса выглядит в жизни гораздо моложе, чем на фотографиях. И меньше ростом, и изящнее. А вот ее голова, ее прелестная изумительной формы головка, напротив, кажется непропорционально большой. Такого рода люди, как правило, очень фотогеничны; а на экране иногда выглядят просто как боги, кто их знает, почему.
Ему не хотелось влюбляться в эту женщину. Он уже давно обещал себе не связываться с актрисами. Актриса! Тем более голливудская актриса! В отличие от театральных актеров, которые скрупулезно учатся своему мастерству и должны выучивать назубок самые длинные роли, актеры кино почти не прилагают никакого труда — короткие репетиции под руководством снисходительных режиссеров, где им приходится произнести всего лишь несколько строк, и эту сцену можно потом переснять, и переснимать снова и снова, до бесконечности. А уж в последнее время до такого безобразия докатились, что считывают свои реплики с плакатов, поднятых над камерой. И некоторые из этих так называемых актеров получают «Оскаров»! Просто насмешка над актерским искусством и мастерством! Ну и потом их частная жизнь. Драматург вспомнил кое-какие слухи, ходившие о Блондинке Актрисе: о ее неразборчивых связях до (или даже во время?) бурного ее брака с Бывшим Спортсменом; о том, что она якобы принимала наркотики; о ее попытке самоубийства (или попытках?); о ее тесной дружбе с самыми дикими декадентскими типами Голливуда, одним из которых был алкоголик и наркоман, сын внесенного в черный список Чарли Чаплина.
Теперь же, познакомившись с Блондинкой Актрисой, он не верил ни одной из этих сплетен.
Теперь, когда он встретил наконец свою Магду, он не поверил бы ничему, кроме собственных впечатлений.
А она меж тем, робко улыбаясь, говорила тихо, словно школьница, хотевшая поделиться самым сокровенным секретом:
— Я просто благоговею перед Магдой за то, что она все — таки родила ребенка. Потому, что любила его. Он еще не родился, а она уже его любила! Это должна быть всего лишь одна маленькая сцена, когда она разговаривает с ним, монолог… и Исаак не знает, и никто вообще ничего не знает. Она находит мужчину, за которого можно выйти замуж, чтобы у родившегося ребенка был отец. Чтобы он не чувствовал себя отверженным… Другая девушка на ее месте могла бы, тайком родить где-нибудь и убить своего ребенка. Ну, знаете, как поступали девушки в прежние времена, те, которые бедны и не замужем. Моя лучшая подруга в приюте… мать пыталась убить ее… утопить. Сварить в кипятке, заживо. И на руках у нее были страшные шрамы, похожие на чешую. — Глаза Блондинки Актрисы наполнились слезами. Драматург чисто инстинктивно коснулся ее руки.
Блондинка Актриса вытерла глаза. Высморкалась в платочек и сказала:
— Вообще-то мама назвала меня Нормой Джин. Вернее, мои мама и папа. Так вам нравится больше, чем просто Норма?
Драматург улыбнулся:
— Да, так уже немного лучше.
Сейчас он выпустит ее руку из своей. Захочет взять снова и, перегнувшись через стол, поцелует.
Прямо как сцена из фильма! Не слишком оригинальная, но такая трогательная! Если он перегнется через стол, эта молодая белокурая женщина выжидательно поднимет на него изумительные синие глаза, и тогда он, ее возлюбленный, возьмет ее лицо в ладони и прижмется ртом к ее губам.
Начало всего. Конец его длительному браку.
Блондинка Актриса извиняющимся тоном заметила:
— Мне и самой не с-слишком нравится это имя, М-мэрилин. Но я на него откликаюсь. Потому что сейчас почти все люди называют меня только так. Те, которые меня не знают.
— Я буду называть вас Нормой Джин, если вы, конечно, не возражаете. Но могу называть вас и по-другому… — Тут голос Драматурга дрогнул от избытка чувств и собственной дерзости. — Моей «Магдой».
— О! Мне очень нравится.
— Моя тайная подружка Магда. — Да!
— А все остальные пусть называют Мэрилин. И никакого недопонимания не возникнет.
— Когда рядом посторонние, это совершенно не важно, как вы меня называете. Хоть свистком можете подзывать. Можете обращаться ко мне: «Эй, ты!» — И Блондинка Актриса весело рассмеялась, показывая свои красивые белые зубки.
Его до глубины сердца растрогал тот факт, что ее, оказывается, так просто рассмешить.
— Эй, ты!
— Эй,