Блондинка. Том II

Нет, он вел себя, как и подобает любящему мужу, — был добр, мягок, сочувственно улыбался. Добродушно подшучивал над всем известной застенчивостью Мэрилин Монро, старался превратить это в расхожую домашнюю шутку. Нашел ее на кухне, в алькове, целиком поглощенную разглаживанием бумажных пакетов для продуктов. Гости тем временем осматривали дом, потом вышли на террасу. Драматург поцеловал жену в лоб, чтобы успокоить. От волос исходил еле уловимый химический запах. Она вот уже несколько месяцев не обесцвечивала волосы, но стоило ей вспотеть, и они начинали пахнуть.

Он говорил с ней очень нежно. Не ругал, не упрекал ни в чем. Он видел строки этого диалога, как будто только что написал его сам.

— Дорогая, не стоит придавать их визиту такого уж большого значения. Ты, похоже, нервничаешь. Ты ведь уже знакома с Руди и Джин, сама говорила, что они тебе нравятся…

— Но я им не нравлюсь, Папочка. И потом, они приехали к тебе.

— Не говори глупостей, Норма. Они приехали повидать нас обоих.

(Нет, не так. Из голоса следует убрать всю раздражительность. И удивление — тоже. Он должен говорить с этой девочкой-женщиной так, как некогда говорил со своими маленькими детьми, обожавшими и в то же время немного побаивающимися своего папочку.)

— О, да я нисколько не виню их в этом! Ихя не виню. Ты же их друг.

— Ну да, конечно, я знаю их гораздо дольше, чем ты, фактически вот уже полжизни. Но…

Она рассмеялась, затрясла головой и подняла обе руки ладонями вверх. В этом жесте крылись и мольба, и знак того, что она сдается.

— О, но… Зачем этим людям, близким и лучшим твоим друзьям, тем более он писатель, она редактор, зачем этим людям я?

— Дорогая, так ты идешь или нет? Они ждут.

И она снова покачала головой, и снова засмеялась. И смотрела на него странно, чуть искоса. Ну в точности одичавшая кошка, перепугавшаяся без всякой на то причины, кошка, готовая удрать и еще — опасная… Однако Драматург отверг все ее абсурдные опасения и начал просить снова, тихонько и нежно поглаживая пальцем по лбу, стараясь поймать ее взгляд. Стараясь сделать так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза, — порой это срабатывало, как гипноз.

— Дорогая, так ты идешь со мной, да? Ты выглядишь так чудесно, ты у меня просто красавица.

Она действительно была красавицей, женщиной, страшившейся своей красоты. Иногда ему казалось, она рьяно отвергает эту красоту, не хочет, чтобы красоту путали с «ней самой». И в то же время он не знал еще ни одной женщины, которая бы столь трепетно относилась к своему внешнему виду, особенно если ей предстояла встреча с незнакомцами.

Норма слушала его и, похоже, взвешивала все «за» и «против». Потом повела плечами, усмехнулась, потерла вспотевший лоб и достала из холодильника огромное и тяжелое блюдо с сырыми овощами, выложенными в виде геометрического рисунка, по цвету. Достала оттуда же и приготовленный ею сметанный соус. Блюдо получилось очень красивое, и Драматург не преминул сказать ей это. Сам же взял поднос, заставленный напитками, и вышел из кухни. Все снова было хорошо! Все просто чудесно! Как во время съемок «Автобусной остановки», где она вдруг запаниковала, держалась скованно, убежала, а через некоторое время снова появилась на площадке, и это была уже совсем другая Шери. Живая, подвижная, как пламя, куда более естественная и убедительная, чем прежде.

Друзья, Руди и Джин, любовались с террасы океаном. Обернулись, заслышав шаги, к ним приближалась красивая пара. Драматург и Блондинка Актриса. Женщина, хотевшая, чтобы ее называли «Нормой», была ослепительно хороша собой (позднее Руди с Джин клялись, что, глядя на нее, просто невозможно было избежать этого клише). Свежий, изумительный цвет лица, прозрачная, словно светящаяся изнутри кожа, какая бывает только на ранних стадиях беременности; волосы светло-каштановые, с золотистым отливом, пышные и вьющиеся. На ней было летнее платье с огромными оранжевыми маками на белом фоне, цветы так соблазнительно колыхались на бедрах при ходьбе — и с низким вырезом, открывающим высокую тугую грудь. На ногах белые лодочки на шпильках с открытым носом, и она улыбалась гостям, слегка щурясь, как будто ее слепили прожектора. И тут вдруг она споткнулась на верхней ступеньке, и огромное блюдо выскользнуло у нее из рук и грохнулось на пол, и по полу рассыпались яркие разноцветные овощи вперемешку с белым соусом и осколками керамического кувшинчика.

11

Из-за каких-то мелочей ты устраиваешь целое испытание. Испытание нашей любви.

Ничего себе мелочи! Для тебя и сама моя жизнь, наверное, мелочь.

Зачем ты так? Это уже напоминает шантаж.

Ты никогда не защищал меня, мистер. Не защитил ни от одного из этих ублюдков.

Это еще вопрос, кто нуждается в защите. Неужели всегда только ты?