Блондинка. Том II

Когда они вернулись, то увидели, что Блондинка Актриса по-прежнему сидит перед зеркалом, опустив голову на руки. Сидит, безвольно подавшись вперед и вся обмякнув, как в обмороке, и дышит тихо и часто. Серебристые волосы вымьггы шампунем и уложены в прическу Рослин. Правда, костюма она еще не успела надеть, и сидела в довольно грязном халатике, неловко скрестив голые и белые мускулистые ноги танцовщицы. И дыхание ее было таким прерывистым и частым, что доктора Фелла на секунду охватила паника: Да она умирает! И во всем обвинят меня.

Однако ему удалось оживить ее, и осмотреть полость рта, и выбранить за то, что смешивала препараты вопреки его предписаниям. А заодно и за то, что предавала его, пользуясь услугами других врачей. Но тем не менее он обещал назначить ей лекарство и попробовать излечить от язвочек во рту, если, разумеется, они вообще излечимы.

И Уайти смог вернуться к работе над ее лицом. Он снял весь предварительно наложенный грим, нежно и тщательно очистил кожу и начал по новой. Он окликал ее: «Мисс Монро!» — когда глаза Блондинки Актрисы вдруг принимали отрешенное выражение, а уголки губ, которые он красил яркой помадой, вдруг безвольно отвисали. На съемочной площадке тем временем ждали Рослин, она опаздывала уже на два часа сорок минут. То и дело с какой-то мазохистской злостью X. посылал в гримерную помощника узнать, скоро ли она. Уайти дипломатично говорил: — Скоро, скоро. Но только нас нельзя торопить.

Сцена предстояла куда более сложная, чем все предшествующие, с частой сменой планов, сразу четырьмя ведущими актерами, музыкой и танцами. Мужчины взирали на Рослин со страстью, порожденной отчаянием, гневом и нетерпением; объектив камеры зафиксирует эти сверкающие взгляды, но отражаться в них будет преданность, надежда и любовь. На сцене безраздельно властвовала Рослин. Рослин слишком много пила и танцевала, демонстрируя свое прекрасное, никому не принадлежащее тело. Затем она выбежит на улицу, в романтическую тьму, и обнимет там дерево в «поэтическом» порыве, и Темный Принц провозгласит: Ты наделена особым даром жизни, Рослин. Надеюсь, твоя жизнь будет длиться вечно.

Отвергнутый муж.«Знаете что, мистер? Никому не нравится, когда за ним шпионят!»

Любить ее — таковы были цель и смысл его жизни, но постепенно в этом опаленном жарким пустынным солнцем городе он начал понимать, что, несмотря на всю преданность ей, такая задача ему, пожалуй, не по плечу. «Неприкаянные» стали его подарком ей. И одновременно — надгробной плитой их браку. Он так жаждал запечатлеть и прославить ее сияющую красоту в Рослин и никак не желал признаться, что это ему не удалось. И почему именно не удалось — тоже не понимал.

А она становилась все более резка и нетерпелива с ним, даже порой откровенно груба — по мере того, как продвигалась ее работа с любовником по фильму, Гейблом. Неужели я ревную ее? Как это низко и глупо.И в то же время, если причина только в этом, все еще можно исправить.

Она же продолжала принимать таблетки. Слишком много разных таблеток. Лгала, что и не думает ничего принимать, лгала прямо ему в лицо. Она выработала такую к ним восприимчивость, что могла жевать и глотать таблетки кодеина, даже когда говорила или смеялась, «изображала Мэрилин», работала на публику. А они говорили: «Мэрилин Монро! О, она такая остроумная!» Они говорили: «Мэрилин Монро такая… живая\»А в это время он, ее вечно мрачный муж, муж, с которым она умудрилась прожить четыре года, муж, «который был слишком стар для Монро», молча стоял где-нибудь в сторонке и наблюдал.

— Мать твою!.. Сто раз тебе говорила, терпеть не могу, когда за мной шпионят! Думаешь, ты само совершенство, мистер? Так поди посмотри на себя в зеркало!

Мозг отказывал ей. В голове что-то сломалось, как ломается старый дешевенький будильник, но она предпринимала отчаянные усилия, чтобы привести в порядок мысли. Просто отчаянные!

Теперь она читала не только «Происхождение видов». Теперь ее полностью захватила книга, которую подарил Карло. О, она была просто без ума от этого Паскаля! Жил так давно, а высказывал такие мысли, просто невероятно. Нет, конечно, Дарвин тоже затронул очень важную тему, писал об усовершенствовании существ во времени, «репродукция с одновременной модификацией», все это — ради усовершенствования — но Паскаль!.. И это в семнадцатом веке! Больной человек, и умер совсем молодым, в тридцать девять. Как будто он записал самые сокровенные ее мысли, которые сама она была не в силах выразить своим косным языком.

Природа наша состоит из движения; полный покой есть смерть… Очарование славы столь велико, что мы почитаем каждый связанный с ней предмет, пусть даже это будет сама смерть.

Эти слова Паскаля были записаны красными чернилами в дневник Нормы Джин.