Блондинка. Том II

Ведь что в конечном счете есть женщина, как не ее матка?

А если нет матки, какая же это женщина?

С того для в Мэне их отношения претерпевали постоянные изменения. Сначала вроде бы все немного наладилось. Потом, уже в Неваде, она вдруг перестала пускать его к себе в постель. Но он знал: она по-прежнему отчаянно хочет ребенка, возможно, даже больше, чем раньше, а со здоровьем становилось все хуже. Как и предсказывал врач, она начала страдать от частых болей в мочеточнике, небольшие кровотечения, сопровождающие их, приводили ее в ужас. Менструации были, как всегда, очень болезненны и нерегулярны.

Нет, конечно, он не стал пересказывать ей всех слов того доктора. Умолчал о «поврежденной» матке, о «жестоких и неудачных» абортах.

То был его секрет, секрет мужа. То, что полагалось знать только ему, а не ей.

Если нет матки, какая же это женщина?

«Неприкаянные», подобно большинству фильмов, тоже имели счастливый конец. И вот в конце этого фильма Рослин и ее возлюбленный, ковбой Гэй Ленгленд, говорили о том, что неплохо бы завести детишек (несмотря на огромную разницу в возрасте актеров!). Освободив мустангов и выполнив тем самым свой долг, они едут «домой». И путь им указывает «северная звезда».

Если я не смогу дать тебе ребенка в жизни, Норма, я дам тебе ребенка в этих твоих снах.

Разве имело значение, что Блондинка Актриса смотрела на него, мастера слова, с презрительной насмешкой? В повседневной жизни Рослин была сама жизнь, сама чувственность. Даже тех, кто не слишком жаловал Блондинку Актрису, соблазняла Рослин. Все единодушно признавали, что роль Рослин стала самой тонкой, самой сложной и умной, самой блестящей из всех ролей, исполненных Мэрилин Монро в кино. Этот факт были вынуждены признать даже в самом разгаре съемок, когда все пребывали в постоянном нервном ожидании, что Монро вот-вот сорвет работу. Рослин была подобна прекрасной вазе, которую разбили на мелкие кусочки, но затем терпеливо, умело и методично стали собирать, фрагмент за фрагментом, осколок за осколком, с помощью разных ухищрений, пинцета и клея. И вот вы видели уже восстановленную вазу и забывали о том, что она только что валялась на полу разбитой. Забывали о поистине маниакальных стараниях, потребовавшихся для ее восстановления. Иллюзия целостности, иллюзия красоты. А в результате… обман зрения?

Я ее теряю. Я должен ее спасти.Отверженный муж не желал признаваться даже самому себе, что практически уже махнул рукой на свою карьеру писателя. То есть на свое «я». На свою жизнь в Нью-Йорке в окружении театральных друзей, которых он уважал в отличие от киношников. В X. он признавал истинного гения своего дела. Но вот только дела у них были разные, ибо дело жизни Драматурга требовало уединения, внутренней сосредоточенности, работы воображения, причем ни в коем случае не агрессивного. Здесь же, на западе, он превратился не только в слугу Блондинки Актрисы, которая пользовалась его услугами с беззастенчивой и ненасытной жадностью постоянно голодного человека, но и ходил в прислугах у Студии. Он был у них на побегушках, он должен был всегда находиться «под рукой».

Он говорил себе, что это только временно. Он говорил себе, что фильм «Неприкаянные» непременно будет шедевром и все его страдания и унижения таким образом окупятся. То будет актом мужней любви, которая и спасет их брак. Но душа его находилась совсем в другом месте — по-прежнему обитала на востоке. Он скучал по своей маленькой забитой книгами квартирке на 72-й улице, тосковал по ежедневным прогулкам по Центральному парку, даже по скандальному Максу Перлману тоже скучал. Он скучал по самому себе, только молодому! И ему казалось странным, что все пьесы, написанные им так давно, до сих пор еще идут в театрах. К их постановкам он теперь не имел никакого отношения, да и времени у него сейчас на это не было, даже если бы его пригласили. Он стал классиком еще при жизни — тревожный знак. А Мэрилин Монро, идол миллионов зрителей и в то же время обыкновенная слабая женщина, блевала тем временем в туалете, и дверь туда была открыта, и он, ее отчаявшийся, отвергнутый муж, вынужден был слышать все это, но не смел задавать вопросов.

— Никто не смеет шпионитьза мной, ясно тебе, мистер?

А в другой раз он нашел ее в ванной. Она лежала в горячей воде и брила ноги. И то ли руки у нее тряслись, то ли зрение подвело, но ее мертвенно-белая кожа на красивых стройных ногах была вся в мелких порезах и из них сочилась кровь. Заметив, как он встревожен, взглянув на его лицо, она едва не разрыдалась от злости:

— А ну, пошел отсюда! Кто тебя звал? Убирайся к чертовой матери! Что, я так безобразна, да? Так отвратительна? Все евреи мужчины презирают женщин. Но это твоя проблема, мистер, не моя.

Он ушел. Она продолжала орать ему вслед. Он закрыл дверь. Возможно, в его лице она заметила нечто большее, чем просто мужнюю заботу.