Блондинка. Том II

Из апартаментов они выходили через заднюю дверь — Дик Трейси слева от нее, Багз Банни справа, оба придерживали ее под локотки. И вот через полуоткрытую дверь она вдруг увидела… Президента! Своего возлюбленного! А ведь у нее были все причины полагать, что он уже покинул гостиницу. На нем были безупречно сидевший темный костюм в тонкую полоску, белая рубашка и серебристый галстук в клеточку. Лицо свежевыбрито, волосы еще влажные после душа. И он смеялся и весело болтал о чем-то с молодой рыжеволосой женщиной в таких смешных брюках. Кажется, для верховой езды, и называются они бриджами? Да, именно так!..

Президент и рыжеволосая говорили с одинаковым бостонским акцентом, почти не разжимая губ, и Блондинка Актриса, замерев, не сводила с них глаз. О, нет, она ни чуточки не ревновала! Должно быть, эта девушка его родственница или друг семьи. И Блондинка Актриса робко пискнула:

— О, прошу прощения! — собираясь войти в комнату и попрощаться с Президентом и еще надеясь, что ее представят этой рыжеволосой девушке. Но тут Дик Трейси и Багз Банни поволокли ее прочь с такой силой, что ей на секунду показалось — они вот-вот оторвут ей руки. Президент увидел ее. И лицо его налилось кровью от гнева, приобрело оттенок непрожаренного куска говядины. Он бросился к двери и захлопнул ее прямо у нее перед носом.

Она забилась, забарахталась, пытаясь вырваться от своих тюремщиков. Тогда один из них с силой встряхнул ее, а второй шлепнул по лицу, и из губы пошла кровь.

— О, мое новое платье!

На что Дик Трейси, скривив острую, как бритва, челюсть, заметил:

— Да ничего подобного, мэм. Никто вас и пальцем не тронул. И никакая это не кровь, а та жирная гадость, которой вы мажете губы, мэм.

Она заплакала. Кровь сочилась сквозь пальцы. Один из них с видом крайнего отвращения сунул ей в руку рулон туалетной бумаги. Они быстро тащили ее по коридору. Сквозь рыдания она грозилась, что расскажет всем, как они с ней обращаются, расскажет самому Президенту и Президент их уволит. И тут появился Джиггз с лицом, напоминающим сырую картофелину, глаза его были устремлены на нее, и она с ужасом увидела, что они больше не пустые и не бесцветные, а зрачки сильно расширены.

И он тихим и многозначительным тоном произнес:

— Никто не смеет угрожать Президенту Соединенных Штатов, леди. Это измена.

Она очнулась, только когда самолет приземлился в международном аэропорту Лос-Анджелеса. И первой ее мыслью было: По крайней мере хоть не пристрелили. Пока что.

Истории Уайти

Она увидела в зеркале: Уайти плачет! И растерянно пробормотала: — Уайти, что ты?.. Что случилось?

Ее охватило чувство вины — наверняка плачет из жалости к ней. Ее гример рыдал, потому что ему было ее жалко.

Уже поздно. Апрельское утро. Или уже май? Пошла третья неделя съемок. Нет, должно быть, то было позже, неделю или две спустя. И сначала ей показалось, что сегодня у нее выходной, но затем, когда ровно в 7.30 утра появился, как они, очевидно, и договаривались, бесстрашный Уайти, она поняла, что ошибается. Массажист Нико только что ушел. Странное совпадение, а может, и не просто совпадение, что оба они Близнецы. Мало того, массажист Нико тоже страдал бессонницей. А потому Нико работал по ночам, а Уайти приходил рано утром. И ей не надо было умолять их — только, пожалуйста, никому не выдавайте моих тайн, ладно?Оба знали ее, что называется, вдоль и поперек, видели в разных видах, в том числе и в голом.

И вот теперь Уайти плачет. Господи, почему?

Наверное, это она во всем виновата? Да, она, больше некому.

Уже поздно! Почему-то всегда было поздно. Даже не глядя на часы, она всегда знала, что поздно. Хоть и жалюзи были опущены, и нижние края штор прибиты к подоконнику — защитить от вторжения солнечного света. Она могла истерически вскрикнуть, если вдруг, когда ей наконец удавалось забыться коротким сном, в спальню просачивался хотя бы тончайший лучик света. Этот свет немилосердно, как иголкой, резал глаза, и она тут же пробуждалась, и сердце у нее билось, как бешеное.

Нико спотыкался в темноте и добродушно ворчал; прибытие Уайти означало конец ночи. Он входил и первым делом включал настольную лампу в изголовье кровати, правда, совсем слабенькую — на то ему хозяйкой было выдано специальное разрешение. В самых экстремальных ситуациях Уайти ставил свой чемоданчик прямо рядом с кроватью и нежно начинал предварительные процедуры (очистку кожи лица, втирание масел и увлажнителей), пока его госпожа лежала на спине с закрытыми глазами, погруженная в полумрак. Но ведь сегодня ситуация вовсе не так плоха, или нет?

А Уайти тем не менее действительно плакал. Хотя и с самым стоическим видом, как подобает мужчине: не гримасничая и не моргая. Лишь по щекам катились крупные слезы, выдавая его скорбь.

— Уайти! Что с-случилось?

— Мисс Монро, я вас умоляю. Я не плачу, ничего подобного.

— Ах, Уайти, ну зачем ты врешь?.. Я же вижу, ты плачешь.

— Нет, мисс Монро. Не плачу.