Блондинка в игре

Я никак не покомментировала его слова. Ностальгии во мне — это место не вызвало, и я хотела лишь убраться отсюда поскорее. Но хотя бы поняла его резоны. Шум тут стоял не прекращаясь, и записать наш разговор вероятно было невозможно. Хотя к чему такая секретность.

Безопасник правильно понял мое молчание. Он отложил недоеденный чебурек, тщательно вытер пальцы и вытащил из папки стопку тонких листов с машинописным текстом. Мне кажется эти черные кожаные папки производят исключительно для ментов и особистов. И продают только по предъявлению удостоверения. Ни разу не видела с такой нормального человека. Неужели они сами не понимают, насколько с ними палятся?

Текст действительно был отпечатан на машинке, причем, похоже, в одном экземпляре.

— Показания Алексея Ветрова, — пояснил Герман. — В Ваш подъезд он проник по указанию владелицы фирмы, Ремизовой Натальи Марковны. Целью было обесточить квартиру № 32, нанеся максимальный вред находящемуся внутри электрооборудованию. Устройство разработал сам. По образованию он — инженер — электронщик. За работу получил премию в 1000 американских долларов наличными. Никакого ущерба для жизни и здоровья в ходе акции не планировалось. Это точно, мы тщательно выяснили. — От слов Германа веяло холодком.

— Отличная работа. Я скажу Виталию Арнольдовичу, что довольна.

— Спасибо! — щеки оперативника чуть порозовели, было понятно, что это упоминание пойдет на пользу его карьере. — А с ним что делать?

— С ним? — удивилась я.

— С Алексеем Ветровым.

Думала я недолго.

— Уложите его в больницу на пару месяцев. Совсем не калечьте, но дайте время поразмыслить о жизни.

Да, это пешка. И ход делала совсем другая рука. Но пешки гибнут первыми, и их гибель ослабл*ет позицию. Может Леша Ветров, которого я видела только на камере наблюдения, и не осознавал риск. Зато теперь все его коллеги десять раз подумают, прежде чем сделать гадость Маргарите Дмитриевне. И запросят побольше, чем сраная тысяча баксов.

Герман медленно кивнул. Может удивился моей кровожадности. Я часто произвожу на людей обманчивое впечатление.

— А с Натальей Марковной? — уточнил он аккуратно.

Я его понимала. Ремизовы — фамилия известная. Такую фигуру и спецслужбам трогать опасно. Даже сейчас, когда, Сава Ремизов сидит под следствием. Опять же, это Милка сказала, что сидит. А что там по правде. неизвестно.

— Ничего, — успокоила его я. — С ней я сама разберусь.

— Тогда на этом все?

— Да, спасибо. И приятного аппетита, — я кивнула на чебурек.

Герман чуть смутился и опустил глаза, дав мне возможность уйти не прощаясь.

Терпеть не могу прощаться с людьми. За жизнь так и не научилась. Поэтому всегда стараюсь уйти молча.

* * *

Моя маленькая красная машинка ползла через столичные пробки. Милке хорошо, она с мигалкой гоняет на мужнином мерине[92]. Точнее, у них в семье два таких, с одинаковыми номерами. Стоят людишки в пробках, терпят. Милку в спа салон пропускают.

Я ехала на встречу благотворительного фонда «Новое поколение[93]». Сама председатель правления Милана Викторовна Филимонова лично напомнила мне о необходимости присутствовать:

— Прокинешь меня, сучка, придушу и обижусь. Я десять кило белужьей игры выписала. С кем мне беленькую кушать? С курами из министерства?

— Я за рулем, вообще-то, — попробовала отвертеться я.

— Так вылазь, — захохотала Милка. Для нее приезд в столицу из своей деревни уже был праздником.

На светских мероприятиях Госпожа Филимонова любила проявлять патриотизм в напитках и закусках. На сцене мы обе в струящихся платьях от Версаче, как две богини сошедшие с Олимпа благословляли и напутствовали молодые дарования. Главная богиня старалась дышать в сторону и изредка икала.

Потом пошли тосты за здоровье и за процветание. Я держалась, как могла, но нытье Милки и гербовая Смирновка в штофе со слезой[94] сделали свое дело. Первая стопка пошла колом, вторая соколом, третья мелкими пташками. А на четвертой я уже подпевала хору, глядя как Милка сбросив туфли отплясывает с молодым чубатым солистом.

И я думала о величии нашей прекрасной родины, которая настолько щедра и обильна, что никак невозможно пропить, проесть и потратить ее богатства. Мы любим ее всем сердцем, за то, что она нас кормит. А вот за что ее остальные любят, я не знаю.

…Ты неси меня река…

И река несла меня. Я плыла по ней, не погружаясь в холодную темную воду, по верху, легким перышком. Надо мной вставали незнакомые звезды. Ящеры подходили к берегу, топча его кривыми лапами, и я слышала их клекот. С высокого холма раздавались смех и музыка, а в небо взлетали росчерки фейерверков. А дальше из темноты смотрел темный всадник на черном коне. Я не видела его, но чувствовала кожей его взгляд.

— Ну ты дала, мать! — Милка водила рассеяно глазами по сторонам, словно не узнавала никого. Охранники бережно поддерживали ее по обе стороны, пытаясь усадить в авто, но она все никак не могла со мной распрощаться. — Люблю тебя, сучка! Ты одна здесь — настоящая.