Блондинка в озере

— Понятно, — сказал я. — Значит, вы его застрелили накануне ночью. Мне бы следовало догадаться, хотя это и не имеет теперь значения. Он ведь в тот момент брился. А мужчины с темной щетиной, бывает, бреются и на ночь, особенно когда у них подружка.

— Бывает, — почти весело подтвердила она. — Ну и что вы собираетесь делать?

— Таких бесчувственных стервоз мне еще видеть не приходилось, — сказал я. — Что собираюсь делать? Само собой, сдам вас в полицию. При этом — с удовольствием.

— Не выйдет, — она говорила отрывисто, с торжеством. — В тот раз вы удивились, почему я отдала вам незаряженный пистолет. А зачем он? У меня есть другой. Вот этот.

Она выхватила из кармана пистолет и наставила его на меня.

Я улыбнулся. Может быть, не особенно искренне, но все же улыбнулся.

— Мне никогда не нравились подобные сцены, — сказал я. — Сыщик находит убийцу. Убийца вытаскивает пистолет, направляет его на сыщика и рассказывает все мрачные подробности дела, зная, что потом выстрелит. Пустая трата времени. Выстрела, как правило, не получается. Что-нибудь обязательно да помешает. Ведь богам такие сцены тоже не по душе — они всегда их портят.

— Предположим, что на этот раз все сложится по-другому, — сказала она тихо и, встав с качалки, двинулась по ковру в мою сторону. — Предположим, мне ничто не помешает, и я не буду больше ничего вам рассказывать, а просто застрелю.

— Тогда сцена понравится мне еще меньше, — сказал я.

— Вы вроде бы не боитесь. — Она сделала еще один шаг в мою сторону, совершенно неслышный на ковре, и облизнула губы.

— Не боюсь, — соврал я. — Сейчас ночь, тишина, и при открытых окнах выстрел наделает много шуму. А на улицу отсюда быстро не выскочишь. К тому же, вы паршиво стреляете. Промахнетесь. В Лавери вон три раза промахнулись.

— Встать! — приказала она. Я встал.

— Я слишком близко, чтобы промахнуться. — Она ткнула дулом мне в грудь. — Теперь уж точно не промахнусь. Стойте спокойно. Поднимите руки и не двигайтесь. Иначе буду стрелять.

Я поднял руки и посмотрел на пистолет. Язык у меня, казалось, распух, но все же еще ворочался.

Левой ладонью она охлопала меня в поисках оружия. Потом, закусив губу, уронила руку вдоль тела.

— Теперь повернитесь, — попросила она вежливо, как закройщик на примерке.

— Вы все делаете как-то неумело, — сказал я. — И с пистолетом обращаться совсем не умеете. Во-первых, находитесь слишком близко от меня. Во-вторых… мне неловко говорить, но вы забыли про предохранитель.

Она решила сделать оба дела сразу — отступить назад и, не спуская с меня глаз, нащупать большим пальцем защелку предохранителя. На это требуется секунда. Но мои советы, видно, действовали ей на нервы. Не нравилось слушаться указаний. Это небольшое замешательство и выбило ее из колеи.

Выкинув правую руку, я крепко прижал Кристи лицом к себе.

Она издала полуприглушенный возглас. Левой ладонью я ударил ее по правому запястью, зацепив большой палец. Пистолет упал на пол. Она судорожно пыталась освободиться и, казалось, вот-вот закричит. Затем, попытавшись меня лягнуть, совсем потеряла равновесие. Ее ногти рванулись к моему лицу. Я успел ухватить запястье и стал выкручивать ее руку за спину. Сил ей было не занимать, но я все же оказался чуточку сильнее. Тогда она поджала ноги и всем телом повисла на руке, которой я прижимал к своей груди ее голову. Удержать такую тяжесть я не мог, и пришлось согнуться.

Тяжело дыша, мы топтались у кушетки, и если бы доски пола заскрипели, я бы все равно не услышал. Мне, правда, показалось, что на карнизе звякнуло кольцо портьеры. Но уверенности не было, как не было и времени соображать. Внезапно, слева и чуть сзади возникла неясная фигура. Я понял, что это человек, очень крупный человек.

Больше я ничего не успел сообразить. Перед глазами у меня вспыхнуло, и наступил мрак. Я даже не почувствовал удара. Вспышка, мрак, а перед мраком — резкая тошнота.

31

Я пах джином. Пах совсем не так, как после четырех-пяти рюмок, выпитых натощак зимним утром, чтобы легче было вставать с кровати, а так, будто сиганул с палубы в океан спиртного. Джин сох у меня на волосах, на бровях, на подбородке, под подбородком. Джином несло от рубашки. Я весь смердел им, как старый пропойца.

Лежал я спиной на ковре, рядом с какой-то кушеткой, лежал без пиджака. Перед глазами у меня висела картина в раме из дешевого лакированного дерева. Изображала она кусок очень высокого желтоватого виадука, по которому блестящий черный паровозик тащил голубые вагоны. Сквозь одну из огромных арок виднелся широкий желтый пляж, усыпанный загорающей среди полосатых грибков публикой. На переднем плане шли три девушки с летними зонтиками, первая — в вишневом платье, вторая — в голубеньком, третья — в зеленом. За пляжем широкой дугой простирался под палящим солнцем до умопомрачения лазурный залив с полумесяцами белых парусов. От залива в три этажа поднимались цепи гор совершенно разного цвета: золотистые, терракотовые и лавандовые.

Внизу картины была надпись большими буквами: «Приезжайте на Французскую Ривьеру голубым экспрессом». Самое время помечтать о Ривьере!