Блондинка в озере

– Черт! – сказал он наконец. – Если уж бес в ребро, то хоть уйди подальше от дома или, на крайний случай, найди себе какую-нибудь кралю, не похожую на жену. Так нет. Эта стерва тоже блондинистая, того же роста, даже глаза у них почти одинаковые. А в остальном – земля и небо. Нет, хорошенькая, ничего не скажешь, но не лучше Мьюриел, а по мне, так вообще дерьмо. Жгу я, значит, в то утро мусор у них во дворе и ни к кому не лезу. А она выходит из черного хода в прозрачном халатике, аж соски видать, и лениво так говорит: «Не желаете ли выпить, Билл? Грех вкалывать в такое утро». А кто выпить откажется? Захожу, значит, на кухню, выпиваю, потом еще и еще, и вот я уже в спальне, а глаза у нее прямо-таки…

Он замолчал и мазнул по мне тяжелым взглядом.

– Вы вот спросили, удобные ли там кровати, я и завелся. Конечно, вы ничего такого в виду не имели. Но у меня-то воспоминания. Да, кровать была удобная…

Его последние слова повисли в воздухе. Наступило молчание. Он наклонился, взял с камня бутылку и уставился на нее. В его душе происходила борьба. Виски, как всегда, победил. Он яростно хлебнул прямо из горлышка и крепко закрутил крышку, будто это что-то значило. Потом схватил камешек и швырнул в воду.

– Возвращаюсь назад через плотину, – снова начал он, уже тяжело ворочая языком, – и аж свечусь. Все, мол, сойдет мне с рук. Ну и дураки же мы бываем! Ничего не сошло. Ни капельки. Мьюриел даже не повысила голоса, но сказала мне такое, что я про себя и знать не знал. Вот тебе и сошло.

– Она вас, значит, бросила? – спросил я, когда он замолчал.

– В тот же вечер. Меня и дома-то не было. В душу лезла такая гнусь, что без бутылки и не перенести. Взял я, значит, свой «форд», рванул на северную сторону озера и нарезался с парой таких же забулдыг до соплей. Правда, все равно не полегчало. Возвращаюсь в четыре утра, а Мьюриел и след простыл. Собралась и уехала. Пусто, только записка на комоде да кольдкрем на подушке.

Он вытащил из старого, обтрепанного бумажника замусоленный клочок бумаги и протянул мне. На линованной странице из тетрадки было написано карандашом:

Прости, Билл, но лучше умереть, чем жить с тобой дальше.

Мьюриел.

Я вернул бумажку.

– А как с той, со второй? – спросил я, показав глазами на противоположную сторону.

Билл Чесс поднял плоский камешек и попытался пустить блин по воде, но ничего не получилось.

– А никак, – сказал он. – Тоже собралась и укатила. Тогда же ночью. Больше я ее не видел. И не хочу. А от Мьюриел за весь месяц ни слова. Даже не знаю, что с ней. Наверно, нашла себе парня. Может, хоть он будет относиться к ней по-человечески.

Он встал, вытащил из кармана ключи и позвенел ими.

– Если хотите посмотреть коттедж, пойдемте. Спасибо, что выслушали мое нытье. И за выпивку спасибо. Держите. – Он поднял бутылку с остатками виски и протянул мне.

6

Мы спустились по склону на узкую плотинку. Билл Чесс шел впереди, волоча ногу и придерживаясь за веревку, продернутую сквозь железные стойки. В одном месте через бетон лениво переплескивалась вода.

– Завтра спущу малость мельничным колесом, – бросил он из-за плеча. – Больше оно ни на что не годится. Киношники построили три года назад. Снимали тут фильм. И маленький пирс в том конце – их работа. Все остальное разобрали и увезли, а пирс и мельничное колесо Кингсли уговорил их оставить. Вроде бы создает атмосферу.

По массивным деревянным ступенькам я поднялся за ним к крыльцу коттеджа. Билл Чесс отпер дверь, и мы вошли в тишину. Закупоренная комната дышала жаром. Просачиваясь сквозь жалюзи, солнце отбрасывало на пол узкие полосы. Гостиная была удлиненной формы и приятно обставлена: индейские коврики, обитая мебель с металлическими уголками, ситцевые занавески, простой деревянный пол, множество ламп, а в углу – встроенный бар с круглыми табуретками. Комната была чистая, аккуратная и совсем не производила впечатления брошенной впопыхах.

Мы прошли в спальни. В двух из них стояло по две кровати, в третьей – большая двуспальная, покрытая кремовым покрывалом с вышитым шерстью узором сливового цвета. Билл Чесс сказал, что это спальня хозяев. На лакированном столике в коробках из зеленой эмали и нержавейки лежали всевозможные туалетные принадлежности и разная косметика. На нескольких баночках волнисто поблескивали золотые наклейки компании «Гиллерлейн». Вдоль стены тянулись шкафы с раздвижными дверями. Я заглянул в один. Он был набит женскими платьями, какие обычно носят на курортах. Билл Чесс мрачно наблюдал, как я их перебираю. Закрыв двери, я выдвинул обувной ящик внизу. Там валялось с полдюжины новых туфель. Я задвинул его и выпрямился.

Билл Чесс стоял уже совсем рядом, выпятив подбородок и уперев крепкие жилистые руки в бедра.

– С какой это стати вы копаетесь в женских тряпках? – спросил он зло.

– Есть причины, – ответил я. – Уехав отсюда, миссис Кингсли не вернулась домой. Муж ее больше не видел и ничего о ней не знает.

Он опустил руки вдоль тела и сжал кулаки.