Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход

— Я прочел документ, который выдают за признание несчастной женщины, недавно покончившей с собой. Подлинность его не установлена. Но даже если он подлинный, то, несомненно, принадлежит человеку с нарушенной психикой. Я готов допустить, что «Ежедневник» верит в подлинность этого документа, вопреки всем абсурдным и непоследовательным заявлениям, которые в нем содержатся, и перечислением которых я не стану вас утомлять. Если эти слова написала Эйлин Уэйд — а прокуратура, вместе с сотрудниками моего уважаемого помощника — шерифа Петерсона, скоро это установит — я утверждаю, что она писала их не в ясном уме и не в твердой памяти. Совсем недавно эта несчастная женщина обнаружила своего мужа плавающим в крови, пролитой его собственной рукой. Вообразите шок, отчаяние, чувство крайнего одиночества, которые были вызваны этим страшным несчастьем! А теперь она присоединилась к нему в горькой обители смерти. Что нам даст, если мы станем тревожить прах мертвых? Если не говорить о продаже нескольких экземпляров газеты, которой так необходимо поднять свой тираж, что это даст нам, друзья мои? Ничего, друзья мои, ничего. Оставим же прах в покое. Подобно Офелии в великом шедевре «Гамлет» бессмертного Уильяма Шекспира, Уэйд несла свою печаль с отличием. Мои политические враги хотели бы сыграть на этом отличии, но моих друзей и избирателей не обмануть. Они знают, что прокуратура всегда защищает мудрое и здравое применение закона, правосудие, смягченное милосердием, прочное, устойчивое и консервативное правление. Что защищает «Ежедневник», я не знаю, и то, что он защищает, не вызывает у меня больших симпатий. Пусть просвещенная публика вынесет собственное суждение.

«Ежедневник» напечатал эту белиберду в утреннем выпуске (газета выходила дважды в сутки), и главный редактор, Генри Шерман, выдал Спрингеру за своей подписью следующее:

«Сегодня утром г-н прокурор Спрингер находился в хорошей форме, он прекрасно сложен и говорит густым баритоном, который приятно слушать. Он не стал утомлять нас никакими фактами. Как только мистер Спрингер пожелает, чтобы ему доказали подлинность упомянутого документа, «Ежедневник» с удовольствием окажет ему эту услугу. Ожидать, что мистер Спрингер вновь откроет дела, которые были официально закрыты с его санкции или под его руководством, так же реально, как ожидать, что мистер Спрингер встанет на голову на крыше мэрии. Как удачно выразился мистер Спрингер, что нам даст, если мы станем тревожить прах мертвых? Или, как с меньшим изяществом спрашивает «Ежедневник», что нам даст, если мы установим, кто совершил убийство, раз убитый и так мертв?

Разумеется, ничего не даст, кроме справедливости и правды.

От имени покойного Уильяма Шекспира, «Ежедневник» хочет поблагодарить мистера Спрингера за благосклонное упоминание «Гамлета», и за его, правда, не совсем точную ссылку на Офелию. «Носи свою печаль с отличием» было сказано не про Офелию, а ею самой, и что именно она имела в виду, до сих пор остается неясным для таких, менее эрудированных людей, как мы. Но оставим это. Цитата хорошо звучит и помогает еще больше запутать дело. Может быть, и нам будет позволено процитировать, из той же официально одобренной драматической постановки, известной под названием «Гамлет», хорошие слова, произнесенные, правда, дурным человеком: «И где вина, там упадет топор».

Около полудня позвонил Лонни Морган и спросил, как мне это понравилось.

Я сказал, что, по-моему, Спрингеру это репутацию не испортит.