Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход

Указал на стул напротив. Я сел. Прокурор был высоким, худощавым, смуглым, с непричесанными волосами и длинными пальцами.

— Вы Марлоу? — спросил он. В его голосе слышался легкий южный акцент.

Я решил, что отвечать не обязательно. И молча ждал.

— Вы попали в скверное положение, Марлоу. Дело ваше плохо. Вы скрывали важные для расследования убийства улики. Это — препятствие отправлению правосудия. Вас могут за это посадить.

— Какие улики? — спросил я.

Эндикотт взял со стола фотографию и хмуро воззрился на нее. Я глянул на двух других посетителей, находившихся в комнате. Одной была Мэвис Уэлд. В темных очках с широкой белой оправой. Глаз ее не было видно, но, должно быть, она смотрела на меня. Без улыбки. И сидела совершенно неподвижно.

Рядом с ней расположился мужчина в светло-сером фланелевом костюме с небольшой гвоздикой в петлице. Он курил сигарету с монограммой и, не обращая внимания на стоящую рядом пепельницу, стряхивал пепел на пол. Я узнал его по фотографиям в газетах. Ли Фаррелл, один из лучших адвокатов в стране. Седой, но с молодо блестящими глазами. Сильно загорелый. Держался он так, словно одна только возможность пожать ему руку стоила пять тысяч долларов.

Эндикотт откинулся назад и своими длинными пальцами стал постукивать по подлокотнику. Затем с вежливым почтением он обратился к Мэвис Уэлд.

— Мисс Уэлд, вы хорошо знали Стилгрейва?

— Близко. Во многих отношениях он был весьма очаровательным человеком.

Мне с трудом верится... — она умолкла и пожала плечами.

— Вы готовы показать под присягой, где и когда был сделан этот снимок?

Он показал ей фотографию.

— Минутку, — остановил его Фаррелл. — Это и есть та улика, которую мог утаивать мистер Марлоу?

— Вопросы задаю я, — резко сказал Эндикотт.

Фаррелл улыбнулся:

— Ну что ж, если ответ — да, то могу сказать, что эта фотография не является уликой.

— Вы ответите на мой вопрос, мисс Уэлд? — мягко спросил Эндикотт.

Она ответила легко и непринужденно:

— Нет, мистер Эндикотт, я не могу показать под присягой, где и когда был сделан этот снимок. Я не видела, как он был сделан.

— Все, что вам нужно, — это взглянуть на него.

— Все, что я знаю, — это то, что видно на этом снимке, — сказала она.

Я усмехнулся. Фаррелл с огоньком в глазах поглядел на меня. Эндикотт краем глаза заметил мою усмешку.

— Вам что-то кажется смешным? — рявкнул он.

— Я не спал всю ночь. И не могу справиться со своей мимикой, — ответил я.

Он бросил на меня суровый взгляд и снова повернулся к мисс Уэлд.

— Прошу вас ответить подробнее.

— Меня много фотографировали, мистер Эндикотт. В разных местах, с разными людьми. В ресторане «Танцоры» я обедала и ужинала и с мистером Стилгрейвом, и со многими другими мужчинами. Не знаю, что вы хотите от меня услышать.

— Насколько я понимаю, — вкрадчиво сказал Фаррелл, — вы хотите с помощью показаний мисс Уэлд приобщить эту фотографию к делу в качестве улики. На каком процессе?

— Это мое дело, — сухо ответил Эндикотт. — Вчера вечером кто-то застрелил Стилгрейва. Возможно, женщина. Возможно, даже мисс Уэлд. Мне неприятно говорить подобное, но это более чем вероятно.

Мэвис Уэлд слегка опустила голову. Она вертела в руках белую перчатку.

— Что ж, представим себе процесс, — сказал Фаррелл, — на котором этот снимок будет фигурировать в качестве улики — если, конечно, вам удастся приобщить его к делу. Но вам не удастся этого сделать. Мисс Уэлд вам в этом не поможет. Она знает о фотографии только то, что на ней видно. То, что может увидеть каждый. Вам придется приобщить ее к делу с помощью свидетеля, который сможет показать под присягой, где и когда был сделан этот снимок. В противном случае, если окажусь защитником на процессе, я буду протестовать. Могу даже представить экспертов, которые под присягой покажут, что фотография сфабрикована.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал Эндикотт.

— Единственный, кто мог бы вам помочь, — это человек, сделавший снимок, — неторопливо и спокойно продолжал Фаррелл. — Насколько я понимаю, он мертв. Подозреваю, что именно из-за этого его и убили.

— Фотография, — сказал Эндикотт, — явно свидетельствует о том, что в определенное время Стилгрейв находился не в тюрьме, а в другом месте, и, следовательно, не имеет алиби в отношении убийства Стейна.

— Она станет уликой, — возразил Фаррелл, — только в том случае, если вы докажете, что это улика. Черт возьми, Эндикотт, я не собираюсь объяснять вам закон. Вы его знаете. Забудьте об этом снимке. Он ничего не доказывает. Ни одна газета не решится его напечатать. Ни один судья не примет его к рассмотрению, потому что ни один компетентный свидетель не сможет дать по его поводу никаких показаний. И если Марлоу утаивал эту улику, та в юридическом смысле он не утаивал никаких улик.

— Я не собирался преследовать Стилгрейва за убийство Стейна, — сухо проговорил Эндикотт. — Но меня слегка интересует, кто убил его самого. Как ни странно, управление полиции тоже этим интересуется. Надеюсь, наш интерес вас не оскорбляет.

— Меня ничто не оскорбляет, — заверил его Фаррелл. — Потому-то я и нахожусь здесь. Вы уверены, что Стилгрейв был убит?