Блондинка в озере. Сестричка. Долгое прощание. Обратный ход

— Нет, забыли, — сказал я.

— А чего прихрамываете? — спросил он. — Споткнулись?

— Ага, — ответил я. — Споткнулся о дубинку, а она подскочила и ударила меня под левое колено.

— Не повезло, — сказал Дегармо равнодушно. — Возьмите свои вещи у дежурного.

— У меня их не отбирали, — сказал я.

— Что ж, тоже прекрасно, — заметил он.

— Точно, — сказал я. — Так прекрасно, что дальше некуда.

Сержант за стойкой поднял лохматую голову и окинул нас долгим взглядом.

— Если вы такие любители прекрасного, — сказал он, — вам стоит взглянуть на ирландский носик Куни. Его прямо размазали по лицу, как крем по вафле.

— А что случилось? — спросил Дегармо рассеянно. — Подрался?

— Откуда мне знать, — сказал сержант. — Видимо, виновата все та же дубинка, которая сама подскакивает и цапает за колени.

— Для дежурного ты чертовски много говоришь, — сказал Дегармо.

— Дежурные всегда чертовски много говорят, — сказал сержант. — Вероятно, от того и не становятся лейтенантами уголовного отдела.

— Вот так мы и живем, — сказал Дегармо, обращаясь ко мне, — одной большой, счастливой семьей.

— С сияющими улыбками на физиономиях, — добавил сержант. — Руки протянуты для приветственных объятий, и в каждой по булыжнику.

Дегармо указал на дверь, и мы вышли.

26

Капитан Уэббер поднял от стола острый, чуть свернутый набок нос и сказал:

— Садитесь.

Я сел на деревянное кресло с круглой спинкой и осторожно вытянул левую ногу, чтобы она не задевала о край сиденья. Кабинет был угловой, большой и чистый. Дегармо присел на конец письменного стола, положил ногу на ногу и, задумчиво почесав лодыжку, уставился в окно.

— Сами напросились на неприятности, — пробурчал Уэббер. — Вот и результат. Гнали по жилому району со скоростью пятьдесят пять миль в час, пытались удрать от полицейской машины, несмотря на предупреждение сиреной и мигалкой, а после задержания оскорбили наших сотрудников, даже ударили одного из них по лицу.

Я молчал. Уэббер взял со стола спичку, сломал пополам и кинул через плечо.

— Или патрульные, как обычно, врут? — спросил он.

— Их отчета я не видел, — сказал я. — Скорей всего, я действительно ехал со скоростью пятьдесят пять миль и действительно в жилых кварталах, во всяком случае, в черте города. Их машина караулила у дома, в который мне нужно было зайти. Когда я отъехал, она погналась за мной. Но я еще не знал, что это полицейская машина. Вины за собой я не чувствовал, и мне все это не понравилось. Я превысил скорость, поскольку хотел поскорей попасть в более светлую часть города.

Дегармо поднял на меня суровый, но пустой взгляд. Уэббер в раздражении клацнул зубами.

— Но когда вы поняли, что это полицейская машина, — сказал он, — вы, тем не менее, сделали поворот и попытались скрыться. Правильно?

— Да, — подтвердил я. — Но чтобы объяснить свои действия, мне придется говорить начистоту.

— Если я что и люблю, так это разговоры начистоту, — кивнул Уэббер. — Можно даже сказать, что я специалист по таким разговорам.

— Полицейские, которые меня арестовали, стояли у дома, где живет жена Джорджа Талли. Они туда подъехали еще до меня. Джордж Талли был в этом городе частным сыщиком, а я хотел с ним встретиться. Дегармо знает — зачем.

Дегармо вытащил из кармана спичку и, кивнув, принялся флегматично жевать кончик. Уэббер на него не смотрел.

— Вы глупый человек, Дегармо, — продолжал я. — И все делаете по-дурацки. Вчера у дома Олмара вы слишком уж яро накинулись на меня, хотя никаких причин для этого не было. Поэтому мне и стало любопытно. Вы даже подсказали, каким образом мне удовлетворить свое любопытство, если, конечно, понадобится. Но чтобы уберечь своих друзей, вам бы просто не следовало лезть ко мне, пока я не сделаю первый шаг. А я бы сроду его не сделал, и мы бы не сидели здесь.

— А какое, черт возьми, все это имеет отношение к задержанию на Уэстмор-стрит? — спросил Уэббер.

— Прямое, потому что связано с делом миссис Олмор, — сказал я. — Джордж Талли, пока его не арестовали за дорожные нарушения, расследовал именно это дело, а…

— Дело миссис Олмор ко мне не попадало, — оборвал меня Уэббер. — Как и дело Юлия Цезаря. До сих пор не знаю, кто первым всадил в него кинжал. Так что не отвлекайтесь.

— Я и не отвлекаюсь. Дегармо хорошо знает о нем, об этом деле, и ему явно не хочется его обсуждать. Даже ваши патрульные знают об этом деле. А у Куни с Доббсом мог быть лишь один повод гнаться за мной, а именно — мой визит к жене человека, который расследовал его. Когда я отьехал от дома, на спидометре никаких пятидесяти пяти не было. А оторваться от них я захотел, поскольку знал, что надо мной собираются учинить расправу. Дегармо сам пригрозил.

Уэббер бросил на Дегармо быстрый взгляд. Жесткие голубые глаза лейтенанта смотрели на противоположную стену кабинета.

— И я бы не разбил Куни нос, — сказал я, — если бы тот не заставил меня набрать в рот виски и не ударил меня по животу, чтобы я забрызгал пиджак. Для запаха. Неужто, капитан, вы не слышали о таких проделках?