— Вы серьезно считаете, что мне нужно чего-то опасаться? Я мать-одиночка. Значит ли это, что я должна принять какие-то меры предосторожности или что-то в этом роде?
— Скажу честно, не знаю.
Мне было известно, что по вечерам она учится, да еще вкалывает в две смены, чтобы прокормить себя и свою семилетнюю дочь. Мать-одиночка, которая едва сводит концы с концами, это уже само по себе не подарок, так что зачем к ее проблемам прибавлять еще одну — страх за себя и ребенка. С другой стороны, не хотелось рисковать ее жизнью.
— Скажем так, будьте осторожны, — сказала я ей.
Она принялась было выспрашивать подробности, но мне, откровенно говоря, нечего было ей сказать.
Вернувшись к себе в офис, я мысленно похвалила себя за проделанную работу. Итак, на моем счету первый официальный допрос. Вопросы я задавала исключительно по делу, и, насколько могла судить, Ванда давала на них честные ответы. И это несмотря на то, что я временно лишилась работы и ноутбука; что у меня, не исключено, после полученных в мой адрес угроз поехала крыша; что я, сама того не желая, изменила своему бойфренду; что меня арестовали; что меня преследует неизвестный шантажист. В общем, по части проведения допросов я поставила себе пять баллов.
Блин, а я еще, оказывается, на что-то способна!
Зазвонил телефон, и я тотчас узнала номер.
Черт, этого еще мне не хватало!
— Алло!
— Как ты только могла так со мной поступить? — заорала в трубку родная мать.
Это продолжалось минуты три. Не иначе как она считала, что мой арест — а о нем было объявлено в газете — это преднамеренный шаг с моей стороны, ставящий целью опорочить ее репутацию. Я, видите ли, решила очернить ее доброе имя в глазах всего оперного мира, жильцов ее элитного дома и местного отделения лиги выпускниц элитарных женских колледжей.
— Извини, — пробормотала я в очередной раз. Черт, и зачем только я ответила на ее звонок? Я и без того все утро только и делала, что пропускала ее звонки, надо было продолжать в том же духе и дальше. — Все нормально. С меня снимут обвинения уже сегодня.
— И об этом тоже напишут в газетах?
— Сомневаюсь. Тоже мне событие, о чем тут писать?
— У меня нет слов.
Как же! А кто тогда трещит без умолку?
— Честное слово, Финли, неужели ты и впрямь считаешь, что арест — это пустяки? Тем более что речь идет ни много ни мало об ограблении! Ты хотя бы отдаешь себе отчет в том, что могут подумать мои знакомые? Что ты у меня клептоманка! Ты представляешь, как это отразится на мне?
— Это было не ограбление, а кража со взломом.
— А что, большая разница?
— В техническом плане — да. Кража со взломом — это незаконное проникновение в чужое жилище с целью совершения уголовно наказуемого деяния. Ограбление — это присвоение чужого имущества путем применения насилия или угроз.
Вот тебе, получила?
— Только не надо разговаривать со мной таким тоном.
— Извини, мам. — Стопроцентная ложь. — Дело в том, что ты даже не сочла нужным поинтересоваться, как я после всего этого себя чувствую.
— На твоей совести преступление! Уже одного этого достаточно, чтобы понять, что с тобой не все в порядке. И я отказываюсь говорить с тобой, пока ты позволяешь себе подобные вещи.
С этими словами она повесила трубку. По опыту я знала: в конечном итоге мать поймет, что мне сейчас приходится несладко, и устыдится собственной эгоистической реакции. В глубине души она ведь не такой уж и плохой человек, просто у нее свои недостатки. Как и у каждого из нас. Как у меня, например. Другое дело, что у нее их больше, чем у всех остальных.
Ее склонность к гневным тирадам и моя собственная несдержанность то и дело становятся непреодолимой преградой для достижения взаимопонимания, что подчас выливается в бурные выяснения отношений. Ирония судьбы в том, что мы обе желаем в сущности одного и того же. Я хотела, чтобы она была немного другой матерью, ей же хотелось, чтобы я была немного другой дочерью.
До меня дошло, что мне также хотелось чего-то еще. Чего не купишь ни на интернет-аукционе, ни в магазине. Мне хотелось вычислить убийцу. Нет, конечно, я не отказалась от моих старых желаний. Я до сих пор не оставляла надежды собрать остальные части для моего «Ролекса», однако разоблачение убийцы временно переместилось на верхнюю строчку в моем списке неотложных дел. Ибо это не только снимет с меня вину в глазах Дейна, но и само по себе станет крупным достижением в моей жизни. Моим собственным достижением.
Черт, кажется, я замечталась. Такое впечатление, что это не мои собственные мысли, а диалог из слезливого фильма с участием Джуди Гарленд. Я вышла в вестибюль, видя себя уже почти героиней.
На грешную землю меня вернул недовольный взгляд, которым одарила меня Маргарет.
— Где мой рабочий блокнот? — спросила я, когда она не подала его мне через стойку.
— Вам он теперь не положен.
Ее так и подмывало добавить — «как временно уволенной».
— А оставленные мне сообщения я могу получить? — спросила я с сахариновой улыбкой.
— Вам нет никаких сообщений.