Оказывается, за все эти годы, пока столько человек жили на его деньги, он не отложил ни цента. Его банковский счёт пуст. Зато деньги отложила дружная семья, сидя на его шее. Примерно в это время жена брата выписывает дорогую новую машину из Европы. Вслед за ней брат тоже начнёт выбирать недешёвую «Тойоту». А ему придётся продать бриллианты, подаренные мне, и даже свою любимую гитару «Мартин». Его бизнес-партнёры, на пепелище разрушенного бизнеса, откроют свои собственные независимые компании, и он поможет им, совершенно бескорыстно, обустроиться на новом месте, работая на них по одиннадцать часов в день. Такой буффонады я не видела со времён Чиная, когда мне приходилось петь в игрушечный микрофон, притворяясь, что он работает.
Я спрошу брата:
– Скажи,
Брат отвечает быстро и складно:
– Он взрослый человек и сам решает, как ему тратить деньги, – брат ждал этого вопроса и знал, как на него отвечать. Он, конечно, думает, что победил в этой дискуссии. Вот так, с одной фразы. Какая удобная позиция невмешательства. Какая прекрасная, не взаимная братская любовь!
Итак, я тащу сумку через коридор. Как-то неожиданно мне становится всё равно и даже весело.
Мой бойфренд начинает рыдать и причитать, он любит рыдать и причитать и называет это чувствительностью.
Я не могу бросить его вот так! Он столько сделал для наших отношений! Ну, почему я не вижу всех тех жертв, которые он принёс ради меня?! Он не перестаёт благодарить судьбу за встречу со мной. Нет, на такой волне он меня не отпустит!
Он хватает телефон, звонит в авиакомпанию и отменяет мой полёт, теряя больше половины стоимости билета…
Я ещё долго ошарашенно сижу на чемоданах… Я больше не буду их разбирать. За последние пять лет мне случилось разобрать дорожную сумку всего один раз, здесь, в Сан-Франциско. И, как оказалось, напрасно. Мне стыдно перед чемоданами.
Но мне уже наплевать. У меня появляется иммунитет. И мне лень делать резкие движения. Через некоторое время мне всё равно придётся выехать из США, якобы чтобы обновить визу. Я лелею мысль, как совсем скоро исчезну в жарких безднах Мексики. Как я буду ходить по пляжу, поблёскивая мускулами своего здорового, загорелого тела. Как вечером буду окунаться в сальсу, настоящую, латиноамериканскую, а не надуманную сальсу тщеславной снохи…
А вы все тут маринуйтесь в собственной желчи. А сейчас я просто буду хихикать и делать свои дела. Месть хороша на холодную голову. Жаль, что когда голова холодная, месть больше не приносит удовлетворения. Я как бы наблюдаю сама себя с высоты птичьего полёта.
Ещё сильнее поднажимаю на гаммы. Гитара – моё всё. Единственный друг, утешитель и способ медитации. Она меня ещё отблагодарит за внимание. Так же берусь за самоучитель испанского. Это тоже помогает.
Время от времени меня вызывают на съёмки маленьких телепроектов в Сан-Фра.
Теперь на крик я отвечаю криком. Ты больше не плюнешь в моё открытое сердце. Твой плевок отрикошетит от моего равнодушия. Земля обетованная в моём равнодушии! Ангелы живут в раю. Ты создал ад – получай демона.
Я демонстративно шумно готовлю еду для себя и мою тарелки только за собой. Сковородки снохи теперь могут стоять немытыми неделю и больше. Происходит маленький сдвиг: мой будущий экс тоже отказывается мыть эти сковородки. Я выгляжу хорошо. Я знаю, что готовлю побег. Свободная женщина всегда выглядит лучше невольницы. Настоящий побег не терпит суеты.
«Что, самка, я слишком хороша для того, чтобы тебе нравиться?»
Очень скоро после окончательного банкротства, на последние деньги, собранные от продажи кое-какого имущества, мы предпринимаем поездку в Техас, где ему обещают очень хорошую работу. Всего год-два такой работы, и он сможет вернуться к бизнесу. Я убеждаю его не продавать машину, в случае необходимости в ней можно спать. Всё не на картонке. В какой-то момент мне становится его жалко. Все от него отвернулись, как я и предсказывала. И я буду такой подлой стервой, если сделаю то же самое. Возможно, этот человек – мой крест, и мне его нести? Вот оно, большое, наивное сердце великорусской женщины!
На прощание сестра в законе требует, чтобы мы как следует помыли санузел.
– За собой, – добавляет она.
В детском саду таких девочек называют врединами, брезгливо наморщив нос. В её лице столько самодовольного удовлетворения, что я рада больше никогда не увидеть это лицо, иначе я за себя не ручаюсь. Действительно, я рада, что уезжаю до того, как, не удержавшись, огрела её чем-нибудь. Хотя ей это и было бы полезно, мне совершенно ни к чему.
Мы едем через всю Калифорнию. Заглядываем в живописный, ландшафтный Биг-Сюр, Санта-Барбару, останавливаемся в Лос-Анджелесе, фотографируемся в Голливуде. Спать приходится в машине, денег нет даже на стоянку, и мы ищем пустыри. Кто сказал, что Калифорния жаркое место? Это конец декабря, и ночью в Лос-Анджелесе ноль градусов, плюс пронизывающий кости ветер.
Жарим яичницу на туристической плитке, ледяной ветер с океана задувает пламя, но на рестораны денег тоже нет.