Блондинка за левым углом

Стол стоял у противоположной стены, справа от входа, и выглядел массивным, словно положенный на бок шкаф. Неплохой психологический ход — сразу же поразить клиента основательностью. Лайма сделала несколько шагов в его направлении и протянула руку к лампе. И неожиданно всей кожей ощутила, что в комнате, кроме нее, есть кто-то еще.

Это было такое страшное и яркое чувство, что волосы зашевелились у нее на голове. Она приросла к полу и несколько секунд не могла заставить себя сдвинуться с места. Бежать? Тогда придется развернуться спиной к неведомой опасности.

Свет! Во что бы то ни стало надо зажечь свет, чтобы оказаться лицом к лицу с тем, кто притаился в комнате. Не стоять и не ждать внезапного удара, или выстрела, или окрика…

Лайма рванулась вперед и, проехав животом по лакированной поверхности стола, изо всех сил ударила ладонью по подставке лампы. Кнопка щелкнула, лампа вспыхнула… И Лайма сразу же увидела его.

Он лежал на полу вдоль стола, возле стены, с запрокинутым вверх лицом и открытыми мертвыми глазами. Это был Абражников, Лайма узнала его по фотографиям. Вернее, тело Абражникова. Щупать пульс и подносить зеркальце к губам не имело смысла. Губы были серые — неживые, как будто вылепленные из грязного пластилина.

— А-а-ах! — воскликнула Лайма, схватившись руками за край стола, на котором она лежала животом вниз, с задравшейся юбкой, похожая на пациентку, ожидающую укола.

Мысли мгновенно смешались и теперь выстреливали беспорядочными залпами. Она наследила здесь! Бралась за ручку двери, и отпечатки ее пальцев, конечно, найдет милиция. Корнеев тоже хватался за ручку. С кем он ушел из офиса? Видел ли он тело Абражникова? Что, если ему угрожает опасность? Нужно убираться отсюда, пока не завыли сирены.

Лайма почему-то была уверена, что милиция уже на подходе, и, если задержаться тут хотя бы на минуту, ее поймают, как кролика в силки. В ее большой сумке, которую она надела на локоть, нашелся платок с трогательными розочками по краю. Им она вытерла поверхность стола и лампу. Рука плясала так, словно кто-то подталкивал ее под локоть.

Черт! И она забыла отдать врачам крохотную бабуськину сумку, унесла с собой, украла! Впрочем, сейчас ей точно не до угрызений совести.

Пятясь, Лайма добрела до двери и вытерла ручку — так тщательно, словно ей заплатили за уборку. Потом настала очередь выключателя в предбаннике и наружной двери. Так вот почему она все время была приоткрыта! Уходя, убийца не удосужился запереть замок. Или не нашел ключей, или ему просто не было дела до того, кто и когда обнаружит тело.

Вывалившись на улицу попой вперед, Лайма горячечными глазами огляделась по сторонам, словно зверь, только что оторвавшийся от охотников. Все было тихо и спокойно. Вокруг не оказалось никого, кто мог бы впоследствии свидетельствовать против нее, — дескать, выбежала из офиса убитого частного сыщика после полуночи.

Корнеев! Ему во что бы то ни стало нужно сообщить об убийстве. После недолгих раздумий Лайма утвердилась в мысли, что Евгений ничего не знает. Иначе он вряд ли повел бы себя столь легкомысленно. Отправился с каким-то мужиком в ресторан, да еще прямо тут, поблизости.

Мобильный телефон Корнеева оказался выключен. Еще не хватало! Какого черта он отрубил связь? А если бы ее схватили? Или она сломала бы обе ноги и ей потребовалась срочная помощь?!

Лицо убиенного Абражникова всплыло перед ее мысленным взором, и Лайма, приседая, словно человек, разыскивающий туалет, помчалась к ресторану. Приказ Корнеева, несмотря на всплеск эмоций, она помнила отлично. Ждать его в машине. Не звонить и не подходить. Его спутник не должен ее увидеть.

В ресторан она вломилась, словно вспугнутый лось в орешник. Официант, проносивший поднос мимо двери, едва не грохнулся на пол. Хотел ругнуться, но виновница-блондинка была слишком хороша собой, чтобы облить ее непристойностями. Волосы из пучка вылезли и растрепались, щеки раскраснелись, алые губы приоткрылись…

— Эй, любезный! — окликнула его блондинка хриплым голосом законченной алкоголички. — У вас спиртное подают?

— Водку, — ответил тот, кое-как восстановив равновесие. — Вам столик на двоих? Или вы одна будете?

— Не знаю, не знаю, — ответила блондинка. — Там поглядим. Как пойдет.

Официант моргнул и ретировался. Он любил пугливых интеллигентных дамочек, которые могли покраснеть, если он наклонялся слишком низко и проявлял излишнюю внимательность. Дамочки тогда начинали быстро подметать с тарелок пищу и глотали ее, как маленькие жадные собачки, большими кусками. А потом исчезали, подобно привидениям — бесшумно и незаметно, — оставив ему тридцать рублей на чай. Почему-то именно тридцать, словно это число было для них знаковым.