Блондинки моего мужа

После того как я задушил ее, ночами мне стали сниться кошмары. Нет, не труп любимой являлся мне в снах. Не ее бледное лицо и неестественно откинутая назад голова, безвольно повисшая на переломанной шее. Не закатившиеся, но по-прежнему красивые фиалковые глаза, которые прежде светились завораживающим бездонным счастьем. Не вывалившийся распухший язык, ныне безобразный, но доставивший мне когда-то столько приятных минут. И даже не страшный, засыпанный мусором овраг, куда я в итоге сбросил труп. Мне снилась скамейка. Злополучное деревянное строение у вольера в зоопарке. Сама бездушная, она взялась вымотать всю душу и у меня. Конечно, на следующее утро после убийства я явился в зоопарк и пытался найти эту скамейку. Но ее не было. Представляете? Еще вчера была и вдруг исчезла. Испарилась, улетучилась, сгинула. Очень осторожно я пытался выяснить у работников, куда девался этот деревянный монстр. Все впустую. И вот, являясь мне в снах, скамейка говорила: «Я — компромат! Я давно уже нахожусь среди улик. Ты рассекречен!» Тогда я понял, что вижу вещий сон. Скамейку, на которой красуется выцарапанная мною надпись «Аня Аленкина + Леня Песов = Любовь до гроба», конечно же, увезла полиция. И о моей вине, конечно, свидетельствуют дата и подпись, выцарапанные мною за полчаса до того, как я убил Аню. За двадцать семь минут до того, как она сообщила, что уходит от меня. Не знаю, когда вы придете за мной, г-н следователь, но верю, что чистосердечное признание облегчит мою участь.

Это я убил Аню Аленкину. Я — убийца.

С уважением,

Песов Леонид

— Это что? — для приличия я еще несколько раз пробежалась глазами по тексту, но ничего нового в нем не обнаружила.

— Его признание, я так полагаю, — серьезно проговорила Маша. — Почему-то неотправленное. Может, испугался и не нашел в себе силы сдаться властям? В любом случае мне удастся этим воспользоваться. Пригрожу, что если он не отдаст завещание, то я покажу это признание полиции.

«Ничего себе! Дело тут совсем нешуточное. Убийство! Завещание!» — мысли наконец вышли из ступора и начали оформляться в слова.

— Какое завещание? Убитая Аленкина что-то завещала тебе? — я достала блокнот и приготовилась записывать.

— Нет. При чем здесь Аленкина? Мне отец завещал. — Маша нахмурилась, обиженная моей непонятливостью. — Я, если честно, даже не знаю, существовала ли эта Аленкина на самом деле. Просто я нашла в вещах кузена вот этот листик и решила на всякий случай его забрать. Чтоб, если понадобится для адвокатов, ярче характер моего кузена проиллюстрировать. Ведь нормальный человек такого никогда не напишет, правда? Даже если все это — вымысел, этот листок тем не менее свидетельствует о подлости его характера и может пригодиться, стоит мне захотеть устроить кузену какие-нибудь неприятности. Пусть полиция разбирается, с чего это вдруг Леонид Песов стал такое писать. Даже если он никого не убивал, по инстанциям его все равно затаскают.

— Погоди, — Темка вмешался в разговор так, будто понимал, о чем идет речь. Впрочем, скорее всего, он просто напускал на себя компетентный вид, чтобы не показаться гостье глупым. — Если по убийству Аленкиной возбуждено уголовное дело, то, безусловно, у тебя в руках важная улика.