Блондинки моего мужа

Вообще-то я говорила про Георгия. Раньше он просто с ума сводил своим бесконечным упрямством и попытками схватиться одновременно за все, заканчивающиеся тем, что ни одно дело ему не удавалось довести до конца. Если бы в свое время мы не приняли внутрисемейный закон о строгом разделении ответственностей, агентство наше, наверное, давно служило бы общегородским посмешищем, каждый раз чудом спасающимся от поражения и каким-то чудом справляющимся со своими делами. Впрочем, набор чудес для любой организации конечен, а значит, агентство наше рано или поздно попросту разорилось бы. И наступили бы блаженные времена покоя и безделья! С каким наслаждением я представляла их себе сейчас…

“Может, направить свои силы на развал собственной фирмы? Это получится у меня значительно лучше… Тогда уж точно никто не сможет помешать мерному течению моего отпуска”, – вовремя вспомнив о решении избавляться от эгоизма, я прогнала мысли о вожделенном спокойствии.

Я-то понимаю, – переварив, наконец, мой монолог, снова вернулась к диалогу Лиза, – А Петр нет.

– Ну, так объясни ему! Натренируйся что-то делать и в категоричной форме потребуй себе часть работы. Сколько можно работать мебелью! В конце концов, это дискредитирует тебя, как личность!

В душе я, конечно, сомневалась в возможностях Лизы. Но попробовать стоило. Для меня любой вариант получался беспроигрышным. Искренне пытаясь помочь обеим сторонам я, в любом случае, получала свое.

“Если не налажу ей личную жизнь, то, по крайней мере, гарантированно испорчу бизнес конкуренту. Главное – заставить Лизу все-таки вмешаться… Или покорит сердце Лихогона, или попросту развалит ему весь офис”.

Нечто ужасно подлое померещилось мне в подобном своем положении. Я все меньше оставалась довольна собой, и все больше впадала в депрессию.

“Занимаюсь черти чем! Пудрю мозги ни в чем не повинным людям, вместо того, чтоб ловить преступников… Насколько проще для моих нервов было бы отказаться от всех этих интриг и начать действовать открытыми методами”.

“Вот!” – хватался за любимый подвох внутренний голос, – “Снова заботишься лишь о себе! С точки зрения вечности твои нервы не представляют никакой ценности. Забудь о них и действуй в интересах общего дела”.

“Можно подумать, нервы Марии с точки зрения вечности представляют больше ценности, чем мои”, – мысленно огрызнулась я.

Ругалась про себя, но действовала вполне пристойно. Следующие несколько часов ушли на попытки подружить Лизавету с компьютером и с секретарскими обязанностями в целом. Слава Богу, опыт работы при Жорике даровал мне обширный багаж знаний. Работать с Лизой получалось на удивление легко. Мысли о возможном развале Лихогоновского офиса больше не приходили мне в голову. Уверенная, что только близкое знакомство с офисной техникой сможет проложить ей путь к сердцу Лихогона, Лиза поначалу действовала исключительно из корыстных побуждений. Но потом увлеклась и интересовалась программами вполне искренне.

Теперь ты смело можешь требовать отдавать тебе в набор документы, – сказала я, наконец.

Лиза находилась в на редкость приподнятом расположении духа. Навевающий мистический ужас на всю приемную ящик оказался вполне безобидным и даже полезным. Лиза ощущала себя укротительницей дикого зверя.

– Лизавета! – в этот момент переговорное устройство на секретарском столе заговорило человеческим голосом, – Мне нужно уйти ненадолго, – голос оказался вдобавок и лихогоновским, – Всех впускать, никого не выпускать. Если будут посетители, попроси подождать. Пусть Катя развлечет их чем-нибудь…

Я возмущенно уперла руки в боки. Лихогону я, наверное, кажусь похожей на клоуна…

– По-моему, это входит не в Катины, а в мои обязанности, – ледяным тоном заговорила вдруг Лиза, – Вы хотели попросить меня занять клиентов в ваше отсутствие. Так? Могу составить бланк-анкету для приема заявлений от потерпевших. Тех, кто достоин внимания, буду потом передавать вам. Остальных сразу отсею…

Я замерла с открытым ртом. Всего, чего угодно, ожидала я от Лизы, но не такого изничтожающего тона. Возможно, мы слегка погорячились, решив ассоциировать Лихогона с первым мужем Лизы. Неудивительно, что Лиза разведена. Ни один нормальный мужик не выдержит обращений к себе в таком тоне.

Я отчаянно забарабанила костяшками пальцев по лбу, и, нарочито растягивая губы в глупой улыбке, пыталась показать Лизе, что интонацию немедленно нужно сменить.

– Естественно, буду им глупо улыбаться и выполнять прочие обязанности секретарши.

– Кто говорит? – отреагировало, наконец, переговорное устройство, и мне сделалось смешно.

– Ожившая мебель! – Лиза и не думала останавливаться, кажется, её понесло в сторону истерики, – Та, которую вы обрекли на вечное безделье! Та, что не может больше молчать и маяться в бездействии! Та, что достойна большего уважения, чем предмет интерьера! Та…

Лиза споткнулась на полуслове, потому что дверь кабинета шефа приоткрылась и в образовавшуюся щель осторожно просунулась голова Лихогона. В округлившихся глазах начальства сквозил неподдельный интерес.

– Лизавета, ты не в себе?