С сыщиком из «Острого глаза» мы встретились в кафе возле дома. Незаметный юноша неопределенного возраста со стертой внешностью профессионального соглядатая и умным взглядом одиноко возвышался за дальним столиком в углу. Перед ним дымилась чашечка черного кофе, возле правого локтя лежала свернутая в трубочку газета — опознавательный знак, по которому мне предлагалось его узнать.
— Ну, в общем, так, — без вступления начал сыщик, предпочитая конспективно-телеграфный стиль повествования, — Пал Григорич, очевидно, уже пояснил вам основные моменты?
Я молча кивнул. Не стоило выказывать особой заинтересованности в результатах работы, чтобы не спровоцировать деньголюбивое агентство на новый виток бесконечного расследования.
— В общем, так… В Сыктывкаре следов вашего родственника не обнаружено. Я перелопатил кучу архивов, если Стрельцовы и попадались, то или неподходящего возраста, или неподходящей внешности. Ходил по адресам, но все вхолостую. Полный отчет о проделанной работе хранится в конторе, можете прочитать, если хотите…
— Обязательно прочту, — кивнул я.
— Ага… Но был один момент… В общем, так, остановился я в гостинице. Значит, снял номер, стал жить. Девица одна там коридорной работала. Ну, как-то я с ней разговорился о том о сем со скуки…
«За мой счет он с девицами болтал!» — возмутился я, но все же благоразумно промолчал.
— Она мне про всех своих товарок выложила как на духу. Мол, хотя у них романы на рабочем месте строго запрещены, но все же случаются сердечные истории время от времени. Одна ее подруга, завзятая театралка, завела с приезжим трогательные отношения определенного рода, так ее сразу с работы поперли. К ним столичный театр на гастроли приезжал два года назад, труппа в номерах на четвертом этаже останавливалась. Ну, актеры народ экспрессивный, влюбчивый, а еще расслабляющая атмосфера гастролей, отсутствие женской ласки… Ну, один товарищ стал строить этой девице куры, та ответила ему взаимностью — и понеслась душа в рай… Начальство про все это со временем прознало, беременную администраторшу культурненько в декрет выперли, она, кажется, родила кого-то…
— Ну и? — нетерпеливо перебил я. — При чем здесь какая-то администраторша в положении?
— Отношение самое непосредственное. Так вот… Собеседница моя говорит: актер такой из себя был симпатичный, что и говорить. Небось известный, спрашиваю? Да нет, отвечает. Не то из разряда «кушать подано», не то кордебалет. А как звали его, спрашиваю? Я вообще-то по театрам не ходок, но жена моя этим делом очень увлекается. Сплетни про артистов, хлебом не корми, дай послушать… Девида отвечает: фамилии, говорит, не помню, а звали его красиво, Иннокентием. Он, говорит, гриба-боровика в детском спектакле играл. И тут меня как током дернуло…
В этот момент кто-то словно сжал властной рукой мое горло.
— Достал я снимок, показываю ей… Она сомневается. Вроде похож, говорит, только очень уж тут у вас клиент упитанный получился. И прическа совсем не та, и свитерок незнакомый. Но что-то есть… Тут я, конечно, спрашиваю адресок подруги. Повидать, расспросить и все такое… Мол, будто бы я на самом деле корреспондент одного столичного издания, специализирующегося на сплетнях о знаменитостях. Авось материальчик про этого коварного соблазнителя состряпаю на тему: «Как развлекается театральный бомонд на гастролях»…
— Ну и? — произнес я с замиранием.
— Дала она мне адрес. Но только выбыла женщина эта…
— Как выбыла?
— Да так, уехала на заработки куда-то на Север и там умерла. Производственная травма. Ребенок остался у родителей.
— Ну и что? Что все это значит? — тупо спросил я. — Мне ничего не понятно. То ли он, то ли не он. То ли похож, то ли не очень…
Мой собеседник кивнул:
— Вот-вот, я сам хотел вас спросить об этом… В общем, если хотите, я бы мог еще покопаться в этом деле. Труда большого не составит. Театров в Москве, конечно, много, и артистов в них служит порядочно, но, глядишь, и найдем вашего брата…
— Вряд ли только моего, — мрачно подытожил я.
А чего его искать, если Кеша в данный момент сидит под розовым абажуром в своей комнатушке и корпит над учебником экономики, штудируя вечную как мир формулу «товар — деньги — товар»?
Я уже было хотел отказаться от дальнейшего расследования, но что-то меня остановило. Что именно? Интуиция? Природная подозрительность? Недоверие?
— Впрочем, ладно, — обреченно махнул я рукой. — Ищите дальше. Может, чего-нибудь отыщете…
— Отыщем непременно! — повеселев, пообещал сыщик. И, растворяясь в весеннем гаснущем сумраке, прошелестел, затихая голосом, как дальнее эхо в лесу: — О ходе расследования будем вас информировать…
Я продолжал сидеть за столом, тупо уставясь на собственные сцепленные в замок руки. И зачем я ввязался в это? Вот теперь сиди и гадай, Кеша ли заделал ребенка безвестной администраторше или нет?