Блондинки предпочитают джентльменов, или Глупа, одинока, опасна

А этот вопрос всегда был для меня болезненным. Вот, например, возьмем того же Эдика – да у него лицо перекашивалось, словно он объелся диких лимонов, когда я объявляла, что направляюсь в салон наводить красоту. «Что там можно делать часами?! – возмущался он. – Нет, я понимаю, если тебе понадобилось постричь челку или накрасить ногти, но как можно заниматься всем этим пять часов подряд?!» И как ему объяснишь, что, помимо краски ногтей, современная девушка должна позаботиться еще и о гладкости ног, о чистоте кожных пор, о ровном рисунке бровей, изящном оттенке волос, младенческой гладкости пяток. Я уж промолчу о таких процедурах, как талассотерапия или ароматический массаж.

В конце концов, я же не спрашивала у него, как это можно три дня дуться из-за проигрыша российской сборной по футболу или спустить кучу денег на идиотский велосипед. Ну и что, что с двадцатью пятью скоростями?! И вообще, в Москве слишком плохая экология для велосипедных прогулок.

А вот Георгий Волгин меня бы понял. Я в этом уверена на все сто. Причем он представляет собой ту самую золотую середину, которую я всегда мечтала обнаружить в мужчине. С одной стороны, он стопроцентный мачо, и никто не осмелился бы даже заподозрить его в гомосексуальности. С другой – с ним всегда можно обсудить последние модные новинки, и он не думает, что укол рестилайна – это новая молодежная разновидность опасного наркотика.

Итак, я всегда краем глаза наблюдала за Волгиным. И мне удалось многое о нем узнать. Я выяснила, например, что он неизменно обедает в баре на одиннадцатом этаже. Было мне известно и примерное меню шефа – овощной крем-суп, стейк, конь як и кофе. Мне удалось узнать, что иногда он отлынивает от работы, поигрывая в бильярд с продюсерами из отдела региональных новостей. Я знала, с кем он общается и кого недолюбливает.

Осталась лишь одна тайна за семью печатями – личная жизнь Волгина. Пыталась я, конечно, ненавязчиво расспросить об этом коллег. Ту же Аду. Но она только хитро улыбалась и качала головой – наверное, просто не в курсе была.

Он не носил обручального кольца, но в наше время это еще ни о чем не говорит. И у него точно не было романтических отношений в пределах телецентра «Останкино».

Вроде бы я ему тоже нравилась. Иногда я ловила на себе его взгляд, в котором было нечто большее, чем начальственное снисходительное любопытство. И он однажды сказал, что у меня красивые руки, а это, согласитесь, что-то значит. Вот если бы он брякнул про красивые глаза, я бы не обратила на банальный комплимент внимания. Потому что всем женщинам говорят, что глаза у них красивые. Честно говоря, я даже не могу представить, как это глаза могут быть уродливыми. Либо глаза красивые, либо их попросту нет. А руки – это уже претензия на сближение. Это особенный комплимент, предназначенный только для меня одной.

Но вот в чем проблема – он не подпускал меня ближе некоего невидимого предела. Словно в кошки-мышки со мною играл.

Узнав, что среди его гастрономических пристрастий – овощной крем-суп, я тоже приучила себя обедать в баре на одиннадцатом этаже. Хотя для меня это было весьма накладно. Дело в том, что в телецентре «Останкино» процветает ресторанная субординация. Высшее руководство, начальники, продюсеры, заезжие звезды, известные журналисты обедают либо в пресс-баре, либо в кафе на одиннадцатом. Все же прочие – операторы, монтажеры, армия безвестных корреспондентов – предпочитают набивать животы в более демократичных кафе – на девятом этаже или на седьмом. В принципе на седьмом продается практически то же самое, что и на одиннадцатом, только вот столики там пластмассовые, и спиртных напитков не наливают.

И вот я наполняла желудок, опустошая при этом кошелек, в баре для элиты. А за соседним столиком частенько сидел мой начальник Волгин. Обедал он, как правило, один. Но мне было как-то неудобно просто подойти и с обаятельной улыбкой плюхнуть на его столик свой поднос с тарелками. Я все ждала, когда же он сам меня об этом попросит. Но он все не просил и не просил. Просто вежливо мне кивал, едва заметно улыбался и возвращался взглядом к тарелке со своим излюбленным супчиком.

С другой стороны, пару раз я получала от него приглашение на кофе. Георгий вызывал меня в свой кабинет якобы для обсуждения тем сюжетов. Коллеги мне сочувствовали – кому ж приятно быть вызванным на ковер? Но я-то знала, что в кабинете начальника меня ждут не нравоучения и нотации, а свежесваренный кофе и шоколадные конфеты. Других журналисток он в свой кабинет не приглашал – это обнадеживало.