Путилин наклонился, прочитал:
— «Байховый, номер 11». Редкий и дорогой сорт! Думаю, что именно с этой пачкой убийца явился к своей жертве. Дело было к вечеру, но монах свечу еще не зажигал. Илларион поднялся из-за стола, подошел к свету, шедшему из окна, разорвал бандероль и… получил удар ножом в спину. Вот видите, Анатолий Федорович, в лопатку пришелся…
— Ан, нет! — живо возразил прокурор. — Я не согласен, что монах еще свечу не зажигал. Свеча как раз выгорела дотла, а в чашечку подсвечника почти сверхом налилось крови. Раненый монах держал свечу…
— Ну, конечно же! — язвительно проговорил Путилин. — Он освещал комод, в котором убийца искал деньги своей жертвы. И перейдя на серьезный тон, произнес: видите, преступник все перевернул, дошел до газеты, которой дно застелено, и не приподнял ее. А там и были ценные бумаги на большую сумму.
— Судя по отзывам, отец Илларион был зажиточным человеком. Служа на боевом судне, он получал жалованье золотом. Где оно?
— Ясно — где! Унес убийца. Медику придется проводить вскрытие. Только по состоянию пищи в желудке он установит, сколько суток прошло с момента преступления.
— А по трупным пятнам?
— Убитый потерял слишком много крови и трупные пятна весьма не выражены. — Путилин прошелся по келье, внимательно оглянулся, и, усмехнувшись, произнес: — Час убийства я назвал — вечер, на закате солнца. И произошло оно не далее третьего дня.
— Откуда такая осведомленность? — удивился прокурор.
— Это еще не все! — продолжал Путилин, чуть улыбнувшись. Ему явно нравилось озадачивать этого симпатичного молодого чиновника с университетским образованием, от которого, впрочем, для сыскного дела нет никакого толка. — Убийца — человек высокого роста. Служил на море. Со своей жертвой был знаком еще прежде, но их отношения были неприязненными. Во всяком случае, Илларион не был рад визитеру. У преступника сильный порез на правой руке.
— Вы меня мистифицируете, Иван Дмитриевич! — отмахнулся прокурор. — Ничего подобного вы знать точно не можете.
В это время появился судебный эксперт Нестеров. Он приступил к делу.
…Пройдут годы. А. Ф. Кони будет вспоминать: «Покуда в соборе пели чудные слова заупокойных молитв, в двух шагах от него, в освещенной зимним солнцем келье, происходило вскрытие трупа несчастного… Состояние пищи в желудке дало возможность определить, что покойный был убит два дня назад вечером».
— Ваши предсказания начинают сбываться! — воскликнул прокурор, обращаясь к Путилину. — Невероятно!
В ответ сыщик лишь хмыкнул.
О ПРИСТРАСТИЯХ К ЧАЮ
Начали допрашивать насельников Лавры. Монахи дружно показали, что убитый вел замкнутый образ жизни, лишь изредка принимая у себя Антипа и певчих. Именно Антип показал, что Илларион хранил мешочек с золотыми монетами в комоде. Теперь мешочек исчез.
— Вы, Анатолий Федорович, пока допрашивайте, а я отправлюсь кой-куда…
На Невском проспекте в чайном магазине, расположившемся в доме под № 106, сыщика встретил коренастый человек с обильной бородой и в английском сюртуке хорошей работы. Это был владелец двух десятков магазинов, крупнейший чаеторговец Шляков.
— Алексей Евдокимович, что-то я давно не встречаю в продаже одиннадцатый номер?
— Китайского захотели? — улыбнулся купец. Он полез в шкаф и достал точь-в-точь такую же пачку, как та, что валялась, закапанная кровью, в келье Иллариона. — Возьмите подарка ради! С полицией дружить всегда полезно.
— Спасибо, не откажусь! Вы давно этот сорт получили?
— А мы и не получали. Это мне Чекалин от щедрот своих пять пачек презентовал. Это рядом, в доме № 112-ть по Невскому. Раньше этим сортом и я торговал, и «Цзинь-Лунь», и еще кто-то, а теперь только у Чекалина. Уж очень поставщик цену взвинтил, все больше немцам и англичанам отдает.
…Старика Чекалина, с незапамятных времен знакомого с Путилиным, визит сыщика насторожил. Но узнав, что дело идет об убийстве монаха, сочувственно произнес:
— Рад бы вам, Иван Дмитриевич, помочь, да как? Я ведь за прилавком не стою, а разве приказчики упомнят? Вон сколько народа за день у нас перебывает!
Опросили приказчиков. Те действительно ничего интересного не сообщили. Путилин уже начал натягивать на себя свою роскошную шубу, как Чекалин задумчиво сказал:
— Я, по обычаю, кое-кому в подарок отправил по пять пачек — Шлякову, Буре, служащим Лионского кредита… И заходил ко мне содержатель буфета на железнодорожной станции Любань. Зовут его Вильгельм Дитмар.
— Это который моряк?
— Тоже мне «моряк» — с печки бряк! — улыбнулся Чекалин. — Так, коком плавал, а все про свои подвиги морские травит. Был он у меня дня четыре назад, я ему десять пачек отпустил. Говорит: «Для серьезных пассажиров на заварку пойдет!» Где сейчас? Ей-Богу, не знаю. К себе, поди, в Любань уехал.
В ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОМ БУФЕТЕ