Блуд на крови

Соколов, с удивлением ощущая необыкновенное волнение, подошел к роскошному особняку с лепниной на карнизах, с высокими итальянскими окнами, могучими резными дверями из дуба и ампирными бронзовыми ручками. Дворец стоял почти на откосе, слева от мостика, внизу пролегла соединительная ветка железной дороги.

Дом поставил его пращур после того, как сильный пожар слизал прежний, стоявший здесь со времен Алексея Михайловича. Именно тут маленький Аполлинарий впервые постигал волшебный мир, населенный добрыми и разными людьми, игрушечными солдатиками, плюшевыми мишками, милой няней, которая выводила гулять его в роскошный сад, простиравшийся почти до Старой Басманной. «Ты, Аполлинарий, родился на рассвете очень светлого теплого дня двадцать первого июля. Родившиеся на чистой заре всегда имеют характер жизнелюбивый, это еще моя бабушка, кормилица государя Николая Павловича, говорила» — так однажды няня сказала будущему гению сыска.

«Кажется, это наблюдение оправдывается, — подумал Соколов. — Жизнь — штука совершенно замечательная, за пятьсот лет не успеешь насладиться ее красотой, не налюбишься, не соберешь все редкие книги, не насмотришься на венец творения Божия — природу. Эх, как быстро все уходит в Лету! Давно ли я покинул родовое гнездо, а все вокруг переменилось: усадьба продана, сад запущен, стены дворца облупились, да и знакомых лиц не видать».

* * *

Аполлинарий Николаевич заспешил в сторону Красных ворот по Садовой-Черногрязской, зашел в темное и прохладное помещение церкви Трех Святителей. Помолился иконе Спасителя, которую он помнил с детства и которая давно была им намолена, сел в коляску первого попавшегося извозчика и по Мясницкой полетел на Тверской бульвар мимо зеркальных вывесок, богатых витрин под тентами от солнца, мимо пестрой толпы прохожих.

Маневры

— Здравия желаю, господин полковник! — щелкнул по привычке каблуками Соколов, хотя для операции он нарядился штатским франтом: в модный полосатый костюм, на голове соломенное канотье, в руках тросточка. С московским обер-полицмейстером он был хорошо знаком и, подобно всем сослуживцам, обожал этого дельного и на редкость умного человека.

— Ну, граф, как здоровье батюшки? Как успехи? И что за переполох у вас там? — Власовский крепко пожал гостю руку. — Кстати, позволь представить — начальник сыскной полиции Владимир Рудольфович Рыковский.

Власовский совсем недавно возглавил московскую полицию. Он не мог знать, что питерский гость и Рыковский — давние друзья. Вопреки тому, что их разделяло пространство протяженностью в шесть сотен верст, многие хитроумные и опасные дела они решали в тесном союзе и нерушимом согласии. Таковы были добрые традиции!

А пока что два друга, с трудом удерживая улыбки под бдительным взором командира, изобразили сцену первого знакомства.

— Докладывай! — приказал Власовский.

Соколов кратко изложил суть происшествия.

— Рыковский, всячески помогай! — распорядился обер-полицмейстер. — Дело докатилось до самых верхов. Из-под земли, но достаньте злодеев. А что преступление совершено — можете не сомневаться! На вечернем совещании доложите мне ход дела.

Первые шаги

Прямо из кабинета обер-полицмейстера друзья-сыщики отправились в знаменитый трактир Егорова в Охотном ряду.

— Начальство было бы радо, — смеялся Соколов, — если бы мы ловили преступников все двадцать четыре часа в сутки. Но лучше бы они спросили: «Ребятки, вы сегодня кушали?» Нет, мы сегодня еще не кушали!

Пройдя через шумный и прокуренный нижний залец, набитый галдящим простонародьем, друзья поднялись наверх. Здесь публика собиралась степенная, выделялись мундиры военные и полицейские. Здесь нельзя было курить. Итак, в чистоте и уюте сыщики ели яичницу с ветчиной и обсуждали план действий.

— Ты, Аполлинарий Николаевич, знаешь лучше других, — убеждал Рыковский, — за настоящую редкость свихнутый коллекционер не только чужой, но и своей жизни не пожалеет.

— Так же, как за подделку не даст гроша ломаного, — отозвался Соколов. — Вот эти психологические нюансы и надо использовать!

— Согласен! Более того: пока ты трясся по «железке», я, зная от Власовского суть дела, выяснил имя ювелира, с которым частенько советуется Гинкель. Это Хромов с Плющихи. Едем к нему!

Соколов могучим телом откинулся на спинку кресла, и кресло опасно заскрипело. Он погрузился в думы. Затем решительно и привычно громко произнес:

— Я, кажется, кое-что придумал. — И, приблизив лицо к собеседнику, начал что-то объяснять.

Поначалу Рыковский с сомнением качал головой, приговаривая:

— Невероятно, невероятно! Нет, граф, на такое дело он не пойдет! — Но в конце концов согласился с Соколовым и даже азартно рассмеялся: — Ну, дружок, ты гений! До такого трюка еще никто не додумывался.

— Голь на выдумки хитра! Положение наше безвыходное: умри, но преступников найди! Служба такая. Помнишь, как убийцу Самохвалова брали?

— Это во время облавы на Хитровом рынке?

Друзья вспоминали, как кровожадный рецидивист почти в упор стрелял в Соколова, но на мгновение был опережен пулей Рыковского.