Блуд на Руси (Устами народа) - 1997

От всех колдунов и всякой порчи носили на голом теле из тонкой сетки майку. Или брали от трех разных источников воду, окрест сосуда ставили четыре горевшие свечи, поверх его клали два ножа накрест и лили воду в сосуд, да в ту же воду помещали меди тертые зазвонного колокола и трижды глаголили молитву. А потом ту воду пили через лебяжье горло и ею же обмывали тело.

В Москве ходило поверье: сороки оттого в город не залетали, что митрополит Московский Алексий заклял их, заметив под личиной сороки ведьму. Поговаривали также, будто в старину, снимая шкуру с медведицы, находили там бабу в сарафане.

По своему умению готовить любовные напитки, применять женские чары путем заговора и колдовства, ведьмы-сводницы в России ничем не отставали от западноевропейских. И там, и здесь они славились мастерством в приготовлении кушаний и напитков, своей хитростью, вероломством, говорливостью и дерзостью.

* * *

Отвести человека от женитьбы могли разве только его неизлечимая болезнь или обещание принять на себя монашеский обет. Поскольку же после введения христианства на Руси тайные любовные связи стали считаться противными Богу и приравнивались к тяжким преступлениям, то родители спешили избавить молодых от соблазнов холостой жизни уже в самом раннем возрасте. Причем, до женитьбы жених и невеста могли быть вообще даже не представлены друг Другу.

По установившейся тогда традиции, родители жениха избирали предварительно семейство, с которым хотели завести родственную связь, и посылали невесте свата на разведку. Отговорка на молодость дочери принималась как отказ. Ссылка на необходимость посоветоваться с родственниками и назначение дня решительного ответа означать могли нечто иное.

После получения согласия свату предоставлялась возможность лицезреть невесту. Могли, правда, заартачиться и не дозволить, но чаще соглашались, и мать жениха направлялась на смотрины, цель которых выпытать как можно больше о уме, здоровье, красоте невесты. Ничто не мешало выставить вместо одной дочки другую, посимпатичнее, как и, в случае обнаружения позднее обмана, обращаться с жалобой к духовным властям: если обман раскрывался, то виновного наказывали кнутом и брак расторгался. До этого, однако, доходило редко и жених был вынужден выслушивать позднее обидные нравоучения быть поосмотрительнее, а заодно, для успокоения себя, занимался вволю рукоприкладством жены, низводил ее с бела света или искал повода для развода.

Второй брак не почитался уже столь священным, как первый. Если венчавшиеся были вдовые, то на них не возлагали венцов, а держали на плечах. Церковный обряд третьего брака состоял в одном молитвословии без венчания и не одобрялся церковью. Патриарх Фотий, например, в одном из своих посланий в начале XV века приказывал священникам не допускать мирян до третьего брака, который назывался преступным (четвертый вообще квалифицировался «понеже свинское есть бытие»). Вопреки запрещению четвертого брака, такое нечестие случалось и власти дозволяли детям от такого брака пользоваться законными правами наследства. У казаков нередко случалось и брачное сожитие без благословения церкви, да и многие крещеные люди продолжали блюсти традиции язычества и имели по несколько жен сразу.

Женились хоть и в раннем возрасте, но помнили: венчание в мае — покаешься, всю жизнь промаешься; свадебное рукобитие на Крещение (19 января) — жизнь новобрачных пойдет в мире и согласии; смочит дождь свадебный поезд — к счастью; дадут молодые перед венчанием клятву в верности над колодцем брак их будет нерушим, а любовь вечной; у кого при венчании свеча длиннее — тот больше проживет.

Ну, а в Масленицу душеньку отвести разве только уж совсем убогим и юродивым не хотелось. Ни в какие другие дни не предавались на Руси столь безграничному веселью.