Блудница

Но чаще же всего Калеб старался не прикасаться к ней, зная, что она была слишком хороша для него. Ее отец был доктором, который переехал на запад, чтобы открыть приют для богачей, больных чахоткой (прим. пер.: чахотка – это туберкулез). Будучи банкиром, отчим Калеба входил в круг общения доктора Уиллоби. Но сам Калеб? Он был сыном грубого судебного исполнителя, который умел складывать буквы в слова достаточно хорошо, чтобы рассматривать листовки с разыскиваемыми преступниками и читать информацию о вознаграждении.

Калеб был похож на отца. Такое же лицо, будто вытесанное из твердого дерева, и рот, который казался жестоким, если он не улыбался. А иногда, даже когда улыбался.

Он выглядел как преступник, и это помогало ему в течение последних двух лет, но контраст между его грубой, загорелой кожей и бледной красотой Джессики всегда заставлял его нервничать. Он боготворил ее. А она продавала себя незнакомым людям.

Слезы закапали и побежали вниз по безупречным щекам девушки.

– Я сожалею, – прошептала Джесс. – Калеб…

– Так это правда? – он ждал отрицательного ответа. Вроде: «нет, никогда».

Она повернула голову и посмотрела в сторону маленькой гостиной позади себя, прежде чем ее взгляд опустился к сапогам. Они были грубыми и блеклыми. Калеб никогда не видел, чтобы девушка носила нечто подобное.

Джессика глубоко вздохнула, нахмурив брови, как будто была чем-то озадачена. А потом кивнула, и широко распахнула глаза. Встретившись с ним взглядом, голос Джесс зазвучал твердо, несмотря на то, что очередная слеза скатилась по щеке девушки.

– Да. Это правда.

«О, святой Боже!» Слова проникли в Калеба, будто ножи. Нет, даже хуже. Они были словно удары топора. Было больно. Его душа разрывалась, и все, что мужчина хотел сделать для нее, вырывалось наружу – его кровь, желудок и все нежные сладкие чувства, которые он никогда не показывал никому, даже ей.

– Мне жаль, – прошептала Джессика.

Калеб не мог этого понять. Как же это произошло? Ее отец умер всего семь месяцев назад. Он узнал об этом только много недель спустя, но Джесс должна была быть в порядке. У ее отца в городе был красивый дом, полный дорогих вещей. Она никогда не писала Калебу, ни о смерти своего отца, ни о том, что ей нужны были деньги. Оказалась слишком гордо? Разве могла женщина быть настолько гордой, что скорее продаст себя, чем попросит денег?

Джессика подняла руку, как будто потянулась к нему через стеклянную дверь.

– Я не думала, что ты вернешься.

– Я обещал, что вернусь, не так ли?

– Да, но…

– Я говорил, что вернусь так скоро, как смогу.

Она подняла подбородок.

– Ты сказал, что вернешься, если… если заработаешь денег… если станешь владельцем земли… Я просила тебя не уезжать. Но ты все равно уехал.

Калеб сжал кулаки так сильно, что его пальцы онемели.

– Так что, это способ наказать меня?

– Нет! Я не продавала себя, чтобы наказать возлюбленного детства, который, как я думала, никогда не вернется. Прошло уже два года. Когда ты ушел, мы практически были детьми, и ты никогда ничего не обещал мне.

– Только потому, что не хотел связывать тебя с человеком, который может…

– Ну, надо же! – отрезала Джессика. – А теперь… – она вздохнула и кивнула, – мне жаль, что я причинила тебе боль, и рада, что ты дома в безопасности, но разговор окончен. Хорошего дня.

Она отвернулась.

Неужели это все? Просто «мне жаль и хорошего дня»? За два года его пальцы стерлись до костей, Калеб экономил почти каждый цент, чтобы вернуться домой и попросить ее руки, а теперь она просто ушла от него? Туда, где принимала других мужчин в своей постели?

Нет.

– У меня есть деньги, – сказал Калеб.

Джессика замерла в нескольких футах от двери. Молчание. Девушка стояла так какое-то время, должно быть, выравнивала свое дыхание. Калеб мог разглядеть бледную полоску голой шеи между воротником ее серого платья и волосами, поднятыми к верху. Он так долго мечтал поцеловать ее там. Думал сделать это в их первую брачную ночь. Двигаясь медленно и осторожно, чтобы не спугнуть.

Его стиснутые руки задрожали.

– Что? – спросила Джессика, все еще стоя в коридоре.

– Я могу заплатить, – эти слова были сказаны настолько тихо, что Калеб не был уверен, услышит ли их девушка, но потом она слегка повернулась. Достаточно для того, чтобы заметить ее прямой нос, и как девичья грудь поднялась от глубокого вдоха. Джессика долго смотрела в пустоту, и не оглядывалась на мужчину.

В конце концов, ничего не сказав, она просто ушла, растаяла в тени дома, а он слушал шаги, пока за ней не закрылась дверь, отрезавшая его от любых звуков.

Калебу ничего не оставалось, кроме как убраться оттуда, но он простоял у дверей еще десять ударов сердца, прежде чем смог заставить себя уйти прочь.

Глава 2

Звуки этого места по-прежнему пугали ее. В последнее время все вызывало ужас, но этот старый дом, находящийся в отдаленной местности, и безлунная ночь… хуже просто не могло и быть.