— После того, как вы велели, чтобы Потапов с охранником были все время рядом с Марией, а катер уже давно отчалил и Вероника с девочкой уплыли в коралловую бухту, я побежал на спасательную станцию, чтобы за любые деньги попросить ребят подбросить меня в эту бухту. Они стали дружно ржать… Знаете почему, Алена Владимировна?
— Знаю, Сева. Потому что вопреки инструкциям этот катер был уже за немалые деньги отдан другому лицу, но для этой же цели. Давай дальше!
— Я метался по берегу как ненормальный. Потом предложил им сбросить меня с парашюта. На что в ответ мне молча указали на толпу желающих полетать над морем. Короче, я потерпел полное фиаско, и мне, Алена Владимировна, ничего не оставалось, как бегать вдоль моря и ждать катер. Когда катер вернулся, мы с Потаповым и охранником стояли на самом причале. Все вышли… Вероники с Марией не было. Зато среди экскурсантов, к своему великому изумлению…
— Не надо, Сева, ты же звонишь не на мобильный, а в дом Жака. Не надо называть никаких имен. Телефон наверняка прослушивается. Я все поняла. Где Ксюша?
— Ой да, вот. Ксюша уехала на экскурсию на гору Моисея и вернется лишь завтра к обеду. К счастью, наверное, уехала…
— Это Вероника уговорила ее поехать?
— Откуда вы знаете? — удивился Сева. — Действительно, Вероника отправляла изо всех сил. Хотя Ксения сопротивлялась, говорила, что Вероника себя не очень хорошо чувствует, и еще эта морская экскурсия. А Вероника улыбалась, убеждала ее, что ведь это все отдых для нее. Ну и… Короче, Потапов требует немедленно заявить в полицию и связаться с отцом Марии.
— А вот этого делать не надо, — жестко возразила Алена.
— Почему? Но ведь Мария…
— Мария находится в самых надежных руках. И ни один полицейский не сумеет уберечь ее от беды так, как эти руки… Дай трубку Потапову, и пусть мобильник по-прежнему остается у тебя…
С трудом дождавшись назначенного ей времени, Алена приехала к «Гранд Опера» и стояла с букетиком фиалок там, где назначила ей встречу Женевьева Превер.
Ночным самолетом они с Кристианом вылетели в Париж, чтобы Алена могла повидаться с Женевьевой и сразу вернуться в Ниццу, в дом тетушки Эдит.
На пятнадцать минут позже условленного времени к театру подрулила красивая, необычного золотистого цвета машина, и, не покидая ее, худенькая черноглазая особа с густой челкой до бровей внимательно оглядела Алену. Алена улыбнулась и помахала ей букетиком фиалок.
— Это мне? Очень мило, — свысока кивнула балерина, соизволившая наконец подойти к Алене и принять из ее рук фиалки. — Вы угадали. Фиалковый цвет — мой любимый. Можем пройти в мою гримуборную.
Стремительной легкой походкой Женевьева взлетела на ступеньки и понеслась так, что Алена с трудом поспевала за ней.
В гримерной она скинула свой экстравагантный верхний наряд непонятного кроя и фасона и осталась в тоненьком фиолетовом свитере и белых атласных брючках. Алена невольно любовалась ее изумительной необычной пластикой, казалось, состоящей из одних острых углов, которые непрерывностью движений точно рождали постоянно развивающийся экзотический танец. Женевьева прочла восхищение в глазах Алены, усмехнулась и, нарочито развязно плюхнувшись в кресло, отрывисто спросила:
— Вы хотите говорить о Марии?
Алена неопределенно мотнула головой и, увидев недоумение в глазах балерины, ответила:
— И о ней тоже…
— Тогда я должна выпить виски, — сообщила Женевьева. Упругим мячиком метнулась к стенному шкафу, вынула ополовиненную бутылку и два стакана: — Разбавить содовой или минералкой? — спросила Женевьева и добавила: — Я лично предпочитаю не портить продукт. Если вы собираетесь сообщить, что вообще не пьете — со мной этот номер не пройдет. Я не какая-нибудь алкашка, чтобы керять в одиночестве.
— Тогда без разбавки, — поспешно ответила Алена.
Женевьева налила по полстакана виски и, кивнув, молча сделала два больших глотка. Достала сигарету, закурила и, подвинув открытую пачку Алене, глубоко задумалась. Какое-то время она словно не замечала ее присутствия, потом глубоко вздохнула, снова отпила приличную порцию виски и медленно произнесла:
— Мне искренне жаль всех, кто не знал Марию. На создание такой природы, наверное, были брошены самые крутые силы там, где моделируют человека. — Она подняла глаза вверх, как бы обозначая местонахождение этих высших сил. — Кристиану удалось сделать с ней то, что, как мне казалось, не по плечу ни одному смертному. Она была ему верна.
Женевьева допила виски и, плеснув из бутылки в свой стакан еще столько же, хрипло рассмеялась:
— Я прощала ей любые измены, потому что чувствовала ее. Она была чувственна и эротична с макушки до пяток. Разве такая женщина может принадлежать кому-то одному?! У нее в жизни была одна любовь, одна страсть — ее дочь. Потом возник Кристиан, и она поначалу пыталась сбежать от себя самой. Испугалась встречи с такой своей глубиной, на которой оказался невозможен еще кто-то, кроме него, и этой страстной неотвратимой любви. Она вначале просто казалась тяжелобольной, сходила по нему с ума, пыталась вытравить из себя это наваждение… а потом сдалась и ухнула, как в омут…