Блудное художество

– Какой венец?! Какой венец?!. - и девка снова заплакала.

– А что же? - Устин в тот миг начисто забыл Марфину репутацию и искренне удивился, подумал даже, что Наташка от девичьей стыдливости малость с ума сбрела.

– А то, что сосватала без венца! С богатым человеком сегодня сговорилась!

– И что же?

– И меня к нему домой ведет! И заступиться некому - сирота я! Мне добрые люди сказывали - она так-то растит сироток, а потом и продает… или в ремесло отдает, в бабье…

– Ах ты Господи! - тут лишь до Устина дошла суть беды.

Наташка достала платочек и высморкалась.

– Нет, нет, так нельзя, я с ней потолкую, я господину Архарову расскажу про ее пакости! - заговорил возмущенный Устин. - Он ее к порядку-то призовет!

– Не смей, хуже сделаешь! - новый испуг оказался, видать, покрепче прежнего страха, у Наташки и слезы на глазах высохла. - Она меня тогда со свету сживет, я ее знаю! Одна только Дунька от нее избавиться сумела! Да и так на прощание изругала - хуже пьяного извозчика.

– Так неужто господин Архаров…

– Ох, молчи ты, Христа ради…

– Так коли молчать - что с тобой станется?

– А то и станется, не первая я, не последняя… Защитников у меня нет, она - одна защитница. Она-то, я знаю, нипочем не бросит, она своих девок не бросает. Знать, судьба моя такая проклятая… - печально сказала девка. - Меня Марфа Ивановна кормила-поила, хозяйству и рукоделиям учила. И знала ж я, для чего она меня готовит, научили добрые люди. А деваться-то и некуда… Теперь вот прибежала домой, давай меня впопыхах собирать! Сказывает, человек-то он богатый, сможет обо мне позаботиться… старый, правда, и толстый, как боров…

– Так ты что же, раньше-то… то есть, сейчас… то есть, до сего дня?… - Устин покраснел, не зная, как спросить Наташку о соблюдении девства. Но она поняла.

– Так он за то меня и хочет взять, что я себя соблюла, ему такая и надобна, а Марфа Ивановна говорит - золотом меня осыплет, сарафанов накупит, серьги большие с алмазами - за то лишь, что у меня до него никого не было… так я уж и не знаю, она мне дурна не пожелает…

– Дура ты, дура, - сказал Устин. - Тебя ж потом замуж никто не возьмет.

– Марфу Ивановну же взяли. Да еще свахи ей пороги обивали, - возразила Наташка. - Она сама сказала, что это уж вернее всего - коли я ему полюблюсь, он меня и замуж отдаст… а все равно - страшно… боюсь я его, прямо обмираю…

– Ты его знаешь?

– Да уж видала… - уклончиво отвечала Наташка. - Она перед ним провинилась чем-то, вот мной грехи замаливает…

– Да кто ж он таков?

– Твое какое дело? - и Наташка отвернулась.

Даже сейчас, заплаканная, она была удивительно хороша. Такую девку - да какому-то сладострастному старому борову? В Устине все вскипело. Он готов был своими руками удавить Марфу. Девство - да его же наперекор всему беречь надо!

Опять давнее желание свершить подвиг во имя чего-то необъятного и слепяще-светлого овладело Устином. Но он уже стал чуточку иным. И не сразу вспыхнул, понесся на огонь, не разбирая дороги, а взял себя в руки и задал Наташке еще один вопрос:

– А сама-то ты как? Замуж хочешь - так, как полагается, по-христански? Чтобы без всякого борова?

– Да кто меня сейчас возьмет? Сейчас-то я бесприданница, да и знают свахи, что я при Марфе… они, поди, до поры ко мне и не сунутся, а когда будет приданое, понабегут… Уйди ты, молодец, не трави душу! - вдруг вскрикнула она.

Отродясь красивая девка не называла Устина молодцом.

– Лет тебе сколько? - спросил он.

– К Успенскому посту шестнадцать будет.

– Шестнадцать… - задумчиво повторил Устин.

Решение было принято - безумное и прекрасное.

– А что тебе до того? - спросила Наташка.

– За меня замуж пойдешь?

– За тебя? Ой… Матерь Божья, за архаровца!…

– Я тебе серег с алмазами дарить уж точно не стану, - сказал Устин, - а под венец поведу. Вот и выбирай… денежки или честный брак по-православному… под венец…

– Так я ж с тобой и словечком-то не перемолвилась! Кто ты таков, откуда взялся - ничего ж не знаю! - вдруг разволновавшись, заговорила Наташка. - Архаровец - и все тут! А кто таков… живешь с кем… родня откуда… ну ничего ж не знаю…

– Нет у меня никакой родни, - признался Устин. - Был бы я вроде нашего Федьки, косая сажень в плечах, спросил бы, как полагается: девка, я тебе люб? А так - сама видишь, вот он я весь… и все, что могу - это под венец тебя повести… больше, наверно, и ничего…

Девка смотрела на него, смотрела, вдруг покраснела отчаянно и прошептала:

– А больше и не надо…

И тут Устину вдруг стало страшно.

Судьба его решилась. Отступление было невозможно.

– А коли так - пошли! - воскликнул он и схватил Наташку за руку. - Не бойся ничего, мы тебя защитить сумеем!

– Да кто - мы?

– Увидишь! - он забрал не слишком тяжелый узел.

Так же внезапно, как страх, на него накатило совершенно несуразное веселье.

– Бежим, бежим! - кричал он, дергая Наташку за руку.

И побежали!…