Блудное художество

Он задумался: золотари уже с полвека жили в двух слободах, одна - по дороге к Тушину, другая - где-то за Лефортовым, у Владимирского тракта, он сам не знал, где именно. Однако если вонючие обозы начнут таскаться мимо Лефортова и нового Екатерининского дворца, который когда-нибудь же достроят, - сие не есть хорошо… сие даже изрядно дурно…

Выходя из каморки, Архаров уже думал, в каких словах изложить государыне необходимость избавить полицию от несуразных хлопот. Мало было возни с фонарями, так теперь еще изволь гонять золотарей. Хотя в столице же как-то с ними управляются? Один Зимний дворец, поди, обеспечивает работой целую дивизию сих тружеников…

Государыня - дама утонченная, веселить ее такими пакостями не с руки. Надо будет обязать Шварца составить докладную записку - он всегда изъясняется витиевато, но в письменной речи ничего неприличного не допустит.

Отдохнув у купца в гостиной, выпив чашечку кофея и сказав несколько любезных слов Фетинье Марковне, Архаров поехал обратно к Рязанскому подворью. Был такой хороший майский вечер, что домой не хотелось вовсе. А на Лубянке непременно что-то занимательное случится.

И случилось, хотя ничто уже развлечений не предвещало.

Архаров отпустил Шварца, выслушал донесение Демки Костемарова, выслушал Жеребцова, выслушал еще несколько бумаг, прочитанных Сашей, и понял, что на сегодня с него довольно. Тем более, что ему от обжорства дышалось весьма тяжко. Следовало скорее добраться до Пречистенки и лечь спать.

Но он не сразу поднялся с удобного кресла. Уже и руками в столешницу уперся - а душевных сил для такого подвига недоставало.

Если бы княгиня Елизавета Васильевна видела его такого, то непременно изругала бы - в тридцать три года он отяжелел, раскис, едва ли не растекся по обитому красным сукном столу, стыд и срам!

Куда такому увальню о женитьбе помышлять!…

А ведь помышлял - глядя на краснощекую купеческую дочку. Красивую синеглазую девку усадили довольно далеко от него, но она тянула шейку, чтобы разглядеть получше обер-полицмейстера, и попалась ему на глаза. Дети в таких семействах растут в строгости, послушны и богобоязненны, и Фетинья Марковна не отпустит от себя дитя, не научив вести хозяйство, да сама будет на первых порах дневать и ночевать в доме у зятя, пока там все не наладится. Для таких жареных молочных поросят, пожалуй, и на купеческой дочке жениться можно!

Архаров резко выдохнул и встал.

Саша ждал в карете, Демка ждал в коридоре.

Архаров довольно скоро вышел на крыльцо, Демка выскочил следом с фонарем. Но посветил не на ступеньки, а правее. И недовольно ругнулся.

Архаров увидел нечто, принятое сперва было за ком тряпья. Но ком здоровенный, бугристый, несколько напоминающий те большие кучи на огородах, в середине которых прелый навоз, а поверху опытный садовник сажает тыквы. Он подошел, оглянулся - тут же рядом оказался Демка.

– Убрать, Костемаров, - сказал Архаров. - Ну что за город, мать бы его! Вот уж и к полицейской конторе всякой дряни понанесли. Кто там дневальный? Крикни, пусть придет с лопатой.

Демка сбежал вниз, присел на корточки.

– Ваша милость, там человек, - доложил он.

– Как человек? Ну-ка, развороши!

Демка разгреб сбоку тряпье и пошерудил в темной глубине рукой. Тут же, вскрикнув, выдернул руку.

– Да оно кусается! - растерянно сказал Архарову.

– Человек, говоришь?

– Так не пес же! Пес бы залаял!

– Сашка! Сенька! Ванюшка! - крикнул тогда Архаров. - Сенька, кнут прихвати! Сейчас мы это диво расковыряем! Сашка, пистолеты!

Из кареты вышел вооруженный Саша, с козел спустился Сенька с кнутом, тут же подошел и здоровенный лакей Иван с фонарем. Впятером они окружили кучу, Саша наставил на нее пистолет (держал двумя руками, но Архаров мог бы поспорить на ведро водки, что при необходимости стрелять пальнет зажмурившись и промахнется), а Сенька потыкал кнутом в середину.

Из кучи заспанным бабьим голосом было послано на мужской причиндал.

– Свои! - обрадовался Архаров. - Ну-ка, баба, вылезай! Вылезай, говорю, не то отведаешь кнута!

Он присел перед кучей, упираясь в колени.

Оказалось, баба сидела, вытянув ноги и привалившись к стене. Она выпростала голову из-под накинутой душегрейки и ошалело уставилась на мужчин. Тут же на ее груди тряпки зашевелились, явилось заспанное личико левочки лет трех или четырех. А сбоку высунулось другое лицо - мальчишеское. Возраст Архаров определить затруднялся, понял только, что парнишка недокормленный - бледненький и рожица с кулачок.

– Какого хрена ты уселась спать прямо под полицейскими воротами? - без церемоний спросил Архаров. - Другого места не нашла? Ну-ка, вставай и проваливай.

– Барин мой желанный, - сказала баба, - ты-то ведь мне и надобен, родименький! Ты ведь над колодниками старший?

– Аттестовала! - воскликнул Демка. - Ты, дура, думай, что говоришь!

Баба завозилась под своим тряпьем и оказалась стоящей перед Архаровым на коленях, глаза в глаза.