Блудные братья

Что же до неловкости, то она пришла с годами, когда стало понятно, каким напряжением лучших умов и силами лучших рабочих рук, какими затратами невосстановимых ресурсов и энергии, каким голодом и лишениями, — какой чудовищной ценой, совершенно несоизмеримой с трезвыми соображеннями о реальной пользе и целесообразности, давались каждой цивилизации эти сверкающие чистым металлом, изрыгающие адское пламя, развевающие радужными деструктивными полями, неистребимые и неукротимые игрушки! (В далеком своем детстве он мог лишь мечтать о таких. В ту пору роль боевых слонов Ганнибала, танков Гудериана и драконов Шароба, в дополнение к своему естественному предназначению, выполняли приземистые монгольские лошадки. А уж самым грозным боевым средством — где-то на уровне полифункционального двенадцатиметрового робота «Прокруст» или трехглавого дракона-мутанта класса «кшерпиорд» — считался пожилой верблюд Камелбат. За буханкой хлеба, вымоченного в соленой воде, он готов был плестись, не разбирая дороги, хоть в тартарары, и никакие стены самой неприступной крепости, в полтора подростковых роста, из тростника пополам с колючкой, не могли его остановить.)

Вот и сейчас Кратов брел, досадливо морщась, чувствуя себя недужным верблюдом пенсионного возраста, которому, к тому же, впереди ничто не сулило желанную награду в размере полутора фунтов соленого хлеба. Брел мимо побитых снарядами и опаленных огнем боевых машин, сопровождаемый неприязненными взглядами усталых, еще не залечивших свежие шрамы и ожоги вояк в грязных доспехах. «Экскаваторы, стало быть? — думал он с нарастающим раздражением. — Самоходные повозки общего пользования? Огромный, видать, конвейер денно и нощно трудился, чтобы выпустить на свет божий эту вот липовую повозку, чудо инженерной мысли… а теперь она валяется на боку, дура дурой, задрав кверху единственную целую страусиную лапу, в то время, как другая лапа залпом из какого-нибудь не менее липового сельскохозяйственного, допустим, комбайна превращена в металлический жом и ремонту никак не подлежит, а из-под кожуха сочится очень уж густой и едучий дым… как означенная повозка до расположения эскадрона дотащилась, можно только гадать, но, как видно, все же дотащилась — и тут же пала. А уж сколько не добрели и так и остались коптить небо на поле брани, это мы своими глазами-видели. Так что векхешу поганому под хвост всю вашу умелую работу, весь ваш ударный труд на благо Эхайнора за текущий три тысячи сто десятый от Великого Самопознания год…»

Кьеллом Лгоумаа, третий т'гард Лихлэбр стоял на пороге одноэтажного здания, неровно и наспех сложенного из серой пемзы, и с аристократическим презрением взирал на приближающуюся процессию. Презрение как родовой признак было единственное, что осталось в его облике от щеголя, несколько дней назад ступившего на мокрые плиты космодрома после авантюрного рейда на Эльдорадо. Черные бархатные брюки были густо побиты пылью и изрядно пообтрепались. Кремовый мундир был небрежно расстегнут на мощной груди, затянутой в тонкое черное трико, а позолота с генеалогического древа местами осыпалась. Аксельбанты неряшливо свисали едва ли не до колен, а пояс со множеством петелек и крючочков был почти распущен. Забавное пенсне сидело на хрящеватом носу немного криво. И лишь тросточка не изменилась и по-прежнему выглядела в лапе т'гарда неуместной игрушкой.

— Дзиард! — наконец разомкнул он челюсти-жернова. — Что за бардак я вижу? Кто кого конвоирует?!

— Виноват, т'гард, — буркнул дзиард. — Не мог знать, что при задержании столкнусь с сопротивлением. Не предупрежден был. В результате лишился личного оружия и, как изволите видеть, схлопотал по роже…

Второй эхайн молча смотрел в сторону.

— Животное, — сказал Лихлэбр. — Плод греха векхеша и к'биозапгумы. Пшли оба с глаз моих!

— Куда прикажете? — хмуро осведомился дзиард.

— Под арест до разбирательства, куда же еще…

— Но… вооруженный этлаук… как же вы…

— Чтобы я опасался этлаука? — изумился Лихлэбр. — Даже с оружием в лапах?!

Попереминавшпсь с ноги на ногу, бронетехники смущенно отсалютовали и побрели куда-то между куполами «рэйлгагов» и «хоррогов».

Кратов как бы ненароком приподнял один из своих разрядников.

За спиной т'гарда тотчас же выросли трое эхайнов в комбинезонах без знаков различий, с головы до ног обвешанные самым разнообразным оружием, среди которых угадывались и «шершни», и «двойные жала», и чертова прорва смертоносных игрушек неясного предназначения. Ближайший из «рэйлгагов» шевельнул башенкой, из которой торчало тупое рыло боевого лазера.

— Яннарр Кратов, — сказал Лихлэбр на интерлинге. — Вы не дошли до Гверна, как ни грозились.

— Я должен был завернуть в местный суд, — сказал тот.

Эхайн прищурил желтые глазищи:

— Неужто добрались-таки до Рыцарского Устава?

— Добрался. И, надеюсь, ваши судебные жернова уже провернулись… на несколько градусов.