На другой день я уже стыдился своих приключений. Я томился от наплыва самых разнообразных чувств, в которых не мог разобраться. Мне было неприятно вспоминать вчерашний балаган. Но в то же самое время я был доволен собой. Я гордился своей смелостью, своей дерзостью, мне льстило, что я вошёл в совершенно диковинное сообщество. И тут же, уличив себя в этом мелком тщеславии, я злился. И тут же снова краснел от мысли, что позволил кому-то так разыграть себя. Неспособность разобраться мучила и пуще злила меня.
На Макса, свидетеля и виновника моего позора, я не мог спокойно смотреть. И за весь день я не сказал с ним и двух слов. Макс тоже оставался молчалив и задумчив, и даже как-то величественен, что уж совершенно не шло к нему.
Уже ночью, лёжа в постели, я дал себе слово забыть всё, что случилось с нами. Я решил, что никогда не стану заговаривать об этом с Максом и никогда больше, ни под каким предлогом не стану вступать в тайные общества. Это решение придало мне спокойствия. Я почувствовал облегчение, как если бы избавился от тяжёлого груза. Мне захотелось решиться на что-то большее. И я сказал себе, что не буду бывать на вечерах у Алисы. Не помню уж, как это пришло мне в голову. Помню только, что мне тогда с необычайной силой захотелось чего-то благообразного, настоящего. И вот, ничего лучше я и не смог изобрести.
Думать, что никогда больше я не появлюсь в доме на Гончарной улице, было грустно. Но вместе с тем, я чувствовал, что, отказавшись от этих визитов, я сделаю что-то очень важное и полезное. Когда я сказал о своём намерении Максу, он не удивился и не стал возражать. А только, передёрнув плечом, сказал мне:
– Странно... Я думал, она тебе понравилась...
– Кто?
– Алиска...
– Дурак!..
А между тем обнаружилось, что «братство свободных людей» – никакая не шутка. И клятва, которую мы принесли, и кровь, которую пили – всё это настоящее и вопиет о продолжении. Макс передал мне длинный, глянцевый конверт из хорошей, плотной бумаги. В письме говорилось, что 13 октября ровно в 21:45 мы должны явиться по уже известному нам адресу. Тоска навалилась на меня, пока я читал это письмо. Как-то смутно я чувствовал, что мне уж никогда не отвертеться от «братства». И что навеки связан я с Максом этой чёртовой верёвочкой. В назначенный день я тащился за ним как на заклание.
В двадцать второй квартире нам снова выдали балахоны. Только теперь мне достался чёрный, а Максу красный. Вилен, случившийся тут же, объяснил, что белые балахоны положены только новичкам. А поскольку мы уже прошли обряд посвящения, то имеем полное право на одежды посолиднее.
В комнате было всё то же: ряженые, свечи на полу и в руках, тот же потир, молоток, кинжал. Только стол был другой. Нас поставили в шеренгу с другими «братьями». И вскоре затем в комнату ввели какого-то маленького угловатого человечка в белом балахоне. Новичок крутил головой и, очевидно, был поражён увиденным. Так, что даже рот у него не закрывался. Мне вдруг стало жаль этого несчастного. Но очень скоро я забыл и думать о нём. С удивлением заметил я, что пока шёл обряд, настроение моё, как столбик термометра жарким утром, медленно, но неуклонно ползло вверх. Страх и тоска сменились во мне желанием какого-то дикого, необузданного веселья. Я смеялся над своими сомнениями и не жалел, что пришёл сюда. «Прав был Вилен, – думалось мне, – будем его благодарить!»...
– Который час? – расслышал я вопрос Инквизитора.
– Полночь, – ответил кто-то.
– Так как теперь полночь, – сказал Инквизитор, – мы продолжим, братья, наши занятия. Но пусть новый брат покинет нас, ибо ему ещё не дано знать всех тайн...
Раздались три удара. И человек в Красном балахоне вывел новичка из комнаты. Скоро я услышал, как в прихожей хлопнула дверь. В то же самое время из двери, через которую появлялся Инквизитор со своей свитой, вышла девица в чёрной полумаске. В руках она держала стальную миску. Девица была чудо как хороша. Длинные русые волосы её были рассыпаны по плечам. Тело не имело изъянов. Это легко было заметить, тем более что девица была совершенно голой. Нисколько не смущаясь своей наготы и улыбаясь всем ласково, она подошла к одному из «братьев». Тот сделал глоток из миски. Девица кивнула и перешла к следующему «брату».
Она обнесла всех. И каждый сделал по глотку из миски. Только после этого девица удалилась.
– Братья! – объявил Инквизитор. – Мы собрались здесь, чтобы славить нашего владыку, хозяина Земли. Но мы собрались здесь и для того, чтобы научиться свободе. А для этого каждый из нас должен стать богом. Что это значит? Бог есть абсолютное начало. Но и в каждом из нас есть абсолютное начало. Что же мы должны сделать, чтобы открыть его в себе? Вы знаете, братья, что любовь – ключ ко всему. Предадимся же любви! И пусть любовь освятит нас и выпустит ту энергию, что сделает нас немножко свободнее от всех наших уз и комплексов.