Блудный брат

Будда подтвердил мои слова легким кивком. Впервые я ощутил легкое недовольство, меня задело за живое то, что он столь охотно согласился с моей самокритикой. В конце концов, никто еще не давал ему права как-то меня оценивать. Даже если он и был моим братом — во что я ни секунды не верил, — то элементарная вежливость требовала дать мне немного времени на то, чтобы освоиться с неожиданной переменой в биографии. Будда же чувствовал себя в нашем обществе как дома, и мои проблемы, похоже, вовсе его не волновали. Я позволил себе шумно и неодобрительно вздохнуть. Пима внимательно посмотрела на меня, одновременно — не знаю, как это у нее получилось, — продолжая улыбаться гостю, затем встала и начала собирать посуду. Я уже знал, о чем она думает, знал, что она верит Будде, и, несмотря на лихорадочные поиски в памяти, не сумел вспомнить ни одного случая, когда она не почувствовала бы в чьем-либо поведении фальшь. У нее уже был деверь, Фил обрел дядю. Проводив полным укоризны взглядом Пиму и дождавшись, когда она скроется за дверью кухни, я спросил:

— И какое у тебя ко мне дело?

— Мне нужно найти одного человека. Очень нужно… — Я не удивился, увидев, как его глаза становятся голубыми. Кем бы он ни был, он не пришел бы ко мне ради поисков потерянного мяча для гольфа. Я не шевелился, хотя внутри меня бушевала странная смесь любопытства, здравого рассудка и чего-то еще. — Короче говоря — я хочу отомстить.

— Никогда не играл роль палача.

— Ну и хорошо, это грязная работа.

— А причины?

— Это пусть остается при мне.

— Ладно, не буду настаивать. — Я откинулся на спинку кресла, всем своим видом давая понять, что разговор на эту тему закончен и можно переходить к другой.

Будда немного помолчал, потом потянулся к пачке моих сигарет, которые сегодня курили все желающие, взял одну, но прежде чем закурить, бросил взгляд на лестницу и не то спросил, не то утвердительно прошептал:

— У тебя есть сын…

Я почувствовал, как немеют мои крепко сжатые челюсти. Будда закурил.

— Я жил вполне неплохо, — произнес он в пространство как раз в тот момент, когда я открыл рот, чтобы что-то сказать, но я тут же забыл, что именно. — Прежде всего потому, что я занимался чем хотел и как хотел. Мне казалось, что ничего больше мне в жизни и не нужно, и я был в этом уверен, как ни в чем другом. Потом я попал в аварию, ничего страшного — врезался в дерево, два шва на лбу, разбитый нос. Я лежал в больнице, ожидая результатов исследования мозга. — Он говорил спокойно, руки у него не дрожали, он лениво выпускал дым и затягивался, словно курил чисто для удовольствия, но каждый раз, когда он прикладывал фильтр к губам, столбик пепла увеличивался на несколько миллиметров. — И тогда она ворвалась в мою палату, прыгнула на койку… — Он тихо кашлянул, вставившись взглядом своих голубых глаз в стену над баром. — Прижалась ко мне и сказала: «Я не хочу, чтобы ты умер, папа. Ты никогда не умрешь, правда? Обещай…» — Медленно и тяжело он перевел взгляд на меня и спросил: — Ты не считаешь, что лишь ради таких мгновений стоит жить? — Я кивнул. — Так вот, в таком случае жить мне уже незачем…

Из кухни донеслось тихое гудение посудомоечной машины и немногим более громкое насвистывание Пимы, однако, если не принимать этого во внимание, можно было сказать, что весь дом захлестнула волна холодной и неприятной тишины. «Спокойно, Оуэн, — подумал я. — Тебе выложили слезливую историю, даже не всю, лишь ее тень, а ты уже готов кинуться на помощь. Спокойно, ты же совершенно не знаешь этого человека и понятия не имеешь, не пробует ли он подобрать ключик к твоему мягкому сердцу, придурок!»

— И тем не менее не вижу, чем мог бы помочь…

— Я располагаю неопровержимыми доказательствами, — произнес он все тем же ровным спокойным голосом. — Но я должен найти этого человека…

— Хорошо, я могу помочь тебе его поймать, он предстанет перед судом…

— Да-да. И получит «вышку».

— Так ведь это тебе и нужно?

— Нет. Мне не нужна смертная казнь. Мне нужно отомстить.

Пима помахала мне, проходя между кухней и лестницей.

— Спокойной ночи, — сказала она, обращаясь к Будде.

Он вскочил и молча поклонился. Затем подождал, пока она скроется за углом, и снова сел. Я сидел, погруженный в размышления, но прежде чем успел прийти к каким-либо определенным выводам, Будда встал и провел ладонью по макушке.

— Я позвоню… — Мне показалось, что ему тоже что-то мешает обращаться ко мне на «ты», и именно поэтому он не закончил фразу.

— Предлагаю переночевать здесь, — решительно сказал я, удивляясь самому себе. — Взятка так просто в покое не оставит, могут быть проблемы, — подстроился я под его безличную манеру речи.

— Хорошо, — просто сказал он.

Я показал ему на лестницу и пошел первым. Наверху я остановился у первой с края двери и сообщил: