Блудный сын

— Идите домой, сэр, — посоветовал Кармайн, жестом подзывая Анджелу. — Попытайтесь немного поспать. Мы возобновим наш разговор завтра…

— И завтра, и послезавтра…

Гости уходили, Шестой канал не прекращал работать. После такого публичного убийства им оставалось только записать имена и адреса присутствующих.

Приехав в управление, Кармайн провел короткую встречу со своей командой. Только Делия, Базз и Донни. Он не стал вызывать Эйба и его людей, потому что и обычные полицейские сейчас ему вполне годились.

— Милли в женской камере? — спросил он.

— Да, — ответила Делия; пышные складки на ее платье сильно примялись.

— Следить, чтобы не покончила жизнь самоубийством, следить постоянно.

— Уже проинструктировала, капитан. Женщина — полицейский постоянно находится рядом с ней, прямо в камере. Милли сейчас не нужен душ — на ней нет пятен крови, а туалет и раковина там есть.

— Пусть женщина ни на секунду не покидает камеру, пока не придет замена, — сказал Кармайн с металлом в голосе. — Я не хочу нелепых ошибок, понятно? Полицейские все понимают?

— Да, — кивнула Делия.

— У нее есть тетродотоксин — при себе или в сумочке?

— Нет.

— Ты обыскала полностью?

— Да, тщательно. Она ничего не прятала.

Кармайн вздохнул и провел рукой по лицу.

— Тогда отложим допрос до завтрашнего утра. Ей нужен доктор? Кто — нибудь додумался предложить ей доктора?

— Она отказалась от доктора, даже после обыска.

— Тогда спокойной ночи, ребята, и спасибо вам.

Донни и Базз никогда прежде не видели Кармайна в таком состоянии и потому поспешили уйти. Делия задержалась, страстно желая знать какое — нибудь волшебное средство, способное облегчить его… что? Бесполезно строить предположения, а сам он не скажет.

Дездемона приехала домой часом раньше и сразу переоделась в спортивный костюм — только такую одежду она считала самой удобной.

— Слава богу, ты дома, — сказала она Кармайну, когда он вошел. — Няня жаловалась на позднее время, но я не собиралась оставлять детей дома одних, чтобы отвезти ее.

— Побудь здесь, я быстро вернусь.

На самом деле было не так уж поздно; когда Кар — майн вернулся в десять вечера, Дездемона уже сделала несколько бутербродов и заварила чай. Большинство закусок с приема так и вернулись в рестораны нетронутыми.

— Я еще никогда в жизни не была так потрясена, — сказала Дездемона, протягивая мужу второй бутерброд с яйцом и листьями салата.

— И я, — ответил он. — Даже четыре года на войне и все ужасы солдатской жизни не смогли меня к этому подготовить. Милли — моя кровь. Что сделал Джим, чтобы она все оборвала? Ведь именно это и случилось — Милли оборвала связывающую их нить.

— Кармайн, ты знаешь это, как и я. Ребенок Давины вкупе с ее потерей собственного. Иди в кровать, ты измотан.

— Но разве Джим — отец Алексиса? — спросил Кармайн, игнорируя ее слова. — Давина не ведет себя так, словно он отец. Думаю, она рассказывает свою историю о чернокожих предках в семье уже много лет и начала еще до знакомства с Джимом Хантером. По мне, так она заранее позаботилась о возможном рождении чернокожего ребенка, что лишний раз доказывает — история о предках правдива. С другой стороны, она вполне могла завести интрижку с Джимом. Эта женщина хорошо строит планы.

— И мы никогда не узнаем правды, — сказала Дездемона, — ведь история сестер Савович похоронена за «железным занавесом».

Кармайн прибрался на кухне.

— Однажды, — начал он, вытирая руки полотенцем, — появится тест, способный определить отцовство. Неопровержимый. Жаль, что у нас его нет сейчас.

— Нет, не жаль, — возразила Дездемона. — Если Алексис не сын Джима, представь, как будет себя чувствовать Милли. Лучше ей не знать. Что сделано, того не воротишь, а вот то, что он серийный убийца, — удачно.

— Полагаешь, убить мужчину или женщину, которые убивали сами, — меньшее зло?

— Разве нет? Милли сорвалась, Кармайн! Она убила, находясь в невменяемом состоянии.

3 апреля 1969 года, четверг

В отделении детективов царила особая атмосфера: неловкость и напряжение вкупе с удовлетворенностью. Незаурядный серийный убийца был застрелен и больше никогда никого не убьет, но застрелившая его женщина приходилась родственницей едва ли не половине полицейских Холломена. Ее все любили.

Несси О’Доннелл попросили собрать для дочери свежую смену белья, что подтвердило: полиция будет против выпустить Милли под залог и Дуг Твайтес, скорее всего, поддержит это решение. Патрик слег с жуткой мигренью, а те из сестер Милли, которые еще оставались дома, по словам Несси, и сами были беспомощными. В итоге мать Патрика, Мария, и мать Кармайна, Эмилия, помогли ей перебрать гардероб Милли, чтобы найти вещи без шнуровки, ремней, поясов, лент и остроконечных аппликаций. Полиция опасалась самоубийства, впрочем, как и сама Несси. Хуже всего было то, что ей не позволяли увидеть дочь; только передали, что та в порядке.