«Какой прекрасный ребенок! — Так думала Милли, с завистью глядя на Дездемону. — Как бы я хотела оказаться на ее месте! Меня уже тошнит от лабораторных экспериментов! Хочу маленького замечательного Хантера, со смуглой кожей, невероятным цветом глаз и мозгами, как у Джима или моего отца…»
— Где ты витаешь? — спросила Дездемона, щелкая пальцами.
— Представляю себя на твоем месте. Хочу быть матерью.
— Это не всегда легко, — криво усмехнулась она. — Я еще до сих пор не оправилась от послеродовой депрессии.
— Но ты же в порядке, верно?
— Да, благодаря понимающему мужу.
В кухню вошел Джулиан, неся огромного рыжего кота. Дездемона протянула ему печенье.
— Спасибо, мам.
— Джулиан, ты отлично развиваешь свою мускулатуру, но как Уинстон сможет самостоятельно выполнять какие — либо действия, если ты везде его таскаешь? Поставь его на пол, пусть идет сам.
Оказавшись на полу, кот тотчас начал вылизываться.
— Видишь? Вот почему я его ношу, мам. Стоит мне его отпустить, как он сразу вылизывается.
— Чтобы избавиться от твоего запаха, Джулиан. Если он собирается вынюхивать крыс и мышей, то не должен весь насквозь пахнуть Джулианом.
— Ладно, я послежу за этим. — Джулиан устроился позади матери и уставился на Милли своими темно — желтыми глазами. — Привет!
— Привет. Я — Милли.
Краем глаза Милли заметила ужасного питбуля, который подошел к коту, и оба животных неспешно потрусили обратно к заднему входу.
— Можешь обращаться с ним ласково, — сказала Дездемона совершенно серьезно. — Самый беспокойный этап его становления позади, во всяком случае на данный момент.
— И каким же был самый беспокойный этап, Джулиан? — спросила Милли.
— Папа говорил, что я был адвокатом. — Джулиан дотянулся до кружки матери и с жадностью выпил содержимое.
— Ты разрешаешь ему пить чай? — изумилась Милли.
— Ну, распивание чая галлонами с самого детства не остановило нас, бриттов, от завоевания огромной части мира, — со смехом ответила Дездемона. — Я наливаю в чай много молока, если его пьет Джулиан, к тому же у нас хороший чай.
Она пристально посмотрела на Милли.
— Давай же! Расскажи мне о вас с Джимом.
— Вот так! — воскликнул Джулиан и, соскользнув со скамьи, слегка шлепнул Алекса по щеке, что Милли приняла за своеобразное проявление любви. — Я должен проконтролировать Рядового Фрэнки и Капрала Уинстона. Увидимся!
Мальчик ушел.
— Его речь ужасна, — заметила Дездемона. — Несмотря на все мои усилия, она полна американизмов.
— Он живет в Америке, Дездемона.
Та вздохнула.
— Типичный культ оружия. Но давай не будем говорить о моих сыновьях. Кто допрашивал тебя вчера ночью?
— Эйб. Слава богу, знакомое лицо.
— Говори об этом потише. Кармайн не хочет, чтобы в расследование пригласили кого — то со стороны из — за того, что вы родственники. — Она усмехнулась. — Какое точное слово!
— Ни за что, — отрезала Милли. — Я называла Эйба «лейтенант Голдберг» и казалась бесстрастной, как игрок в покер. Дездемона, это было ужасно! Джим находился прямо возле Джона, когда тому стало плохо.
— Кто — то был и по другую сторону от него, — успокоила ее Дездемона и налила еще чаю, не задев Алекса, по — прежнему сосущего печенье. — Думаю, следующий допрос вам с Джимом предстоит только завтра, если не в понедельник.
— Должна сказать, Эйб спокойно воспринял отсутствие Давины. Даже после предупреждения доктора, что с вопросами придется подождать до воскресенья, его лицо выражало исключительно готовность подождать.
Дездемона усмехнулась.
— Милли, ему постоянно попадаются подобные женщины. Она добилась лишь отсрочки допроса, который из — за этого будет только жестче. Хватит об этом! У тебя есть красивое платье для сегодняшнего вечера?
Милли помрачнела.
— К сожалению, нет. Кейт позволила мне перерыть весь ее громадный гардероб, но для сегодняшнего вечера необходимо длинное платье, поверх которого будет академическая мантия, поэтому я снова облачусь в свое черное студенческое. Надеюсь, вы с Кармайном придете сегодня вечером?
— Конечно, Милли, — с улыбкой ответила Дездемона.
— Мамочка, ты же сказала, что сегодня вечером будет царить раздражающее беспокойство, — напомнил Джулиан, маршируя, как солдат, вернувшийся с войны.
— Он превращается в попугая, — заметила его мать. — Я совершенно падаю духом после благоразумных разговоров с ним.
— Почему ты падаешь духом после благоразумных разговоров со мной, мамочка? Я знаю много больших слов.
— Ты знаешь их как попугай.
— Фу-у, чушь! — ответил Джулиан.
— О боже, я сказала это неделю назад, и он никак не забудет!
Алекс открыл рот и улыбнулся, показывая зубки.