Блудный сын

— Она была невероятно молода, когда приняла решение, и слишком упряма, чтобы переменить его. Пятнадцать! К двадцати пяти годам все иллюзии развеялись, ее школьные подруги уже хотя бы по разу побывали замужем, нарожали по паре детишек и проводят время, жалуясь на мебель, которую Милли сочла бы роскошной. А что было у Милли к ее двадцатипятилетию? Гениальный и эгоистичный муж, чей цвет кожи приносил ей бесконечные мучения; дешевые апартаменты, заполненные бог знает какой мебелью; одна старенькая машина на двоих, скудная мелочь в кошельке и ни малейшего намека на детский смех или детские слезы.

— Какую ужасную картину ты нарисовала, Дездемона.

— Подумай, как Милли себя чувствовала в Калифорнии! Она ведь человек и мечтала о лучшей жизни, а Калифорния стала как раз тем местом, где все могло наладиться. Джон Холл и выбрал для достижения своих целей лучший момент, выпавший ему волей случая, — печальная и разочаровавшаяся Милли, готовая принять его внимание. Знала ли она, что жемчуг настоящий, а брошь — с бриллиантами? Не имеет значения. Гораздо важнее, что именно этот очаровательный мужчина заметил ее, сделал подарки ей. Милли чрезвычайно умна, но биохимия стала для нее средством связать себя с Джимом, гарантией того, что у них всегда будет темя для разговоров за столом или в кровати, когда финансовое положение улучшится. Она думала, жизнь пойдет на лад еще до получения Хантером докторской степени. В Калифорнии Милли наконец поняла, что обеспеченными им не быть никогда.

Кармайн перестал гладить Уинстона по голове.

— Ты выбила у меня почву из — под ног, — сказал он, нахмурившись.

— Джим вкладывает их деньги в свою работу, — ответила Дездемона, направляясь на кухню.

Он спихнул возмущенного Уинстона на пол и отправился следом за женой, чтобы помыть руки, прежде чем сесть за стол.

— Он не может так поступать.

— Может или нет, но он так поступает. Джим видит несколько новых приборов, которые пока не может себе позволить, и, чтобы купить их, продает книги и добавляет деньги на проживание, а иногда берет из запасов Милли. Джиму никогда не приходило в голову, что он таким образом полностью опустошает их гранты, отказывает Милли в наличии чувства собственного достоинства. — Дездемона хлопотала возле духовки. — Когда они наконец стали получать зарплату здесь, в Чаббе, Милли уже стукнуло тридцать. И вот она в свои тридцать три проживает на Стейт — стрит. Преподаватель Чабба живет на Стейт — стрит? Брось, Кармайн! Все знают, сколько платит действительно хороший университет, чтобы не потерять престиж: больше, чем нужно просто для проживания. Как может человек, занимающий практически целый этаж в башне Бьорк — Биолоджи, жить на скудное жалованье? Эм — Эм знает, что Джим — потенциальный нобелевский лауреат, и потому, готова поспорить, очень хорошо ему платит. Выплачивает студенческие долги? Хантеры их уже наверняка погасили, включая деньги от Джона Холла на операцию, которые, думаю, Джон и не думал получать назад. Нет, Джим слепо вкладывает все в работу. Я бы испытывала больше симпатии к его поступкам, если бы не тот факт, что Джим забирает заработок жены и деньги из ее гранта, словно они его собственные.

Дездемона хлопнула в ладоши.

— Как тебе удалось все это увидеть, когда никто вокруг не замечал?

Рулеты на сковородке готовы, соус тушится, паста варится; Дездемона подмигнула Кармайну.

— Я управляла очень большим исследовательским объединением. И знаю все об исследованиях.

— Ты заставляешь меня испытывать презрение к Джиму Хантеру, а это новое чувство.

Салат перебран, емкость с заправкой домашнего приготовления тщательно взболтана.

— Ты не должен его презирать, честно. Ответ кроется не в нем. Милли самой нужно положить этому конец, только и всего. Ей придется сказать ему: «Нет, Джим, это мои деньги, мое оборудование, и я хочу комфортной жизни. А значит, ты дашь мне часть своего заработка, чтобы я смогла обустроить дом и завести детей». Она так никогда не говорила, так как думает, что он ее бросит — бред собачий! Джим не сможет оставить Милли, так же как Луна не способна оставить Землю.

Кармайн разложил ножи, вилки и французские соусные ложечки, на наличии которых настояла Дездемона, чтобы собирать остатки соуса с тарелок.

— Шираз? — спросил он.

— То легкое, чилийское.

Она собралась подавать на стол.

— Не набрасывайся на Джима, он — особый случай, — сказала Дездемона. — Будучи мужчиной, он понятия не имеет, что такое женщины и в чем они нуждаются. За всю свою жизнь он знал только одну женщину — Милли. Которая сама превратила себя в тряпку — в пятнадцать лет. Как он мог узнать, что она не тряпка? Она ведь ему даже намека не подавала.

На столе появились блюдца с пастой и соусом, салат и две пустые фарфоровые миски для добавки, потом возникли две красиво украшенные тарелки с сальтимбоккой. Кармайн взял в руки нож и вилку.