Блудный сын

— Тогда я лучше начну с ИЧ, — сказал он. — Существуют Университетские издательства и университетские издательства, капитан. Под первыми я подразумеваю двух гигантов — Оксфорд и Кембридж. Если бы не их пример, ни один университет, вероятно, не связался бы с такой малоизвестной областью, как издательское дело. На самом же деле университеты заполняют свободную нишу, издавая тех авторов, которых не стали бы печатать ради извлечения прибыли. Думаю, никто прежде даже не догадывался, как много денег можно заработать на выпуске словарей и книг по истории, однако каждая принесшая выгоду книга позволяет выпустить труд еще какого — то ученого в убыток издательству. — Картер надкусил маффин. — ИЧ основали, чтобы печатать те самые «неприбыльные» научные труды, и никогда не намеревались развивать издательство до промышленных масштабов, даже потенциально. Список изданий весьма скромен и специфичен, за исключением единственной книги, случайно ставшей бестселлером: «Огонь под нами». У Макса Танбалла оказалась именно такая типография, которая отвечала нашим нуждам. Мы ничего не издавали во время войны, но к 1946‑му у нас появилась пара трудов, и довольно фундаментальных, требующих выхода в свет: один — по религии, а второй — по синтаксису. Макс подал заявку на печать и выиграл контракт, а мы были довольны, что не пришлось искать кого — то еще.

Доктор Картер отщипнул ягодку черники от своего кекса и с удовольствием съел ее.

— Прежде всего, «Типография Танбаллов» стала довольна близка Чаббу, — доктор продолжил выщипывать ягоды из маффина, — к тому же среди небольших предприятий наметилась тенденция становиться семейным бизнесом. Что и произошло у Макса.

— А как насчет Давины и «Имаджинекса»? — спросил Кармайн, невольно задумываясь, почему некоторые люди так любят выщипывать начинку. — Это в порядке вещей — передавать оформление университетских книг в разработку посторонней фирме?

— Зависит от дизайнера, — ответил доктор Картер. — Мне никогда не нравилось, как выглядят книги ИЧ. Не буду называть имен, но наш художник — оформитель столь закоснела, что книги выглядят так же, как и в тысяча восемьсот девятнадцатом. Я уже устал ждать, когда она уйдет на пенсию. Даже маленькие университетские издательства должны меняться в соответствии с духом времени, особенно теперь, когда в свет стали выходить книги в мягком переплете. Да — вина гениальна, нет сомнений!

— Спасибо, вы прояснили мне многие вопросы. — Кармайн налил себе еще кофе. — Доктор, как вы думаете, идея «Бога спирали» действительно принадлежит Джиму Хантеру?

— Всегда так считал.

— У меня есть некоторые причины сомневаться в этом.

— Что-ж, вы капитан детективов, и я отдаю дань вашему громадному опыту в данном вопросе. Могла ли идея прийти откуда — то извне? — задумчиво спросил доктор сам себя. — Принимая во внимание, где работает Джим, вы, возможно, и правы. Его огромная голова просто набита идеями, но все они связаны исключительно с наукой. Объяснять суть своей работы людям, неотличающим РНК[35] от НРА[36], даже не пришло бы ему в голову — по крайней мере, я так думал. Пока он не принес мне рукопись, определенно напечатанную на их старенькой IBM, и никакой другой. Я был ошеломлен.

— Не могла ли Милли подать идею?

Морщинистое лицо Картера, напоминающее скорее карикатуру на ученого, на миг потемнело.

— О, Милли! Бедная — бедная девочка… Она такая же рабыня у Джима Хантера, как и Уда у Давины.

— Как подобное могло с ней произойти, доктор?

— Ее страсть безмерна. Милли положила все на один алтарь, имя которому Джим Хантер. Она его обожает. У Джима потрясающая харизма. Милли избавляется от всего личного и сокровенного и погружается в его жизнь, куда больше никому, кроме нее, нет доступа. И этого будет достаточно, пока грядущая бездетность не заколышется перед ней, подобно угрожающей кобре, — а так оно и случится. Тогда она потребует, чтобы Джим сделал ей ребенка, и он подчинится. Но толчок должен исходить от нее. Эта книга — поворотный момент в их отношениях.

— Она была слишком юна, — заметил Кармайн.

— В пятнадцать? Нет! Вспомните Ромео и Джульетту, этих молодых самоубийц. Не забывайте, Джиму тоже было только пятнадцать. Не опытный соблазнитель, отнюдь. Мне его даже больше жаль, чем ее — именно он чернокожий. Но прежде всего вы должны помнить, капитан, о той неимоверной боли, что они разделили на двоих.

— Как давно Джим знает Танбаллов? — спросил Кармайн, меняя тему.

— Около четырех лет. ИЧ уже опубликовало две его работы, одну в 1965‑м, а вторую в 1967‑м. Два больших фолианта, если только подобное слово уместно применить к труду по биохимии, которая для меня еще более непонятна, чем пособие по созданию ядерной подводной лодки.

— Получается, он познакомился с Танбаллами еще до своего возвращения в Чабб?

— С Максом, конечно. Джим написал обе книги, пока жил в Чикаго, я сам лично переманивал его к нам в издательство — уже тогда ходили слухи о возможной Нобелевской премии. Вторая книга вышла в свет как раз когда он приехал в Чабб.