Блуждающая Искра

После некоторого совещания между собою, судьи отпустили Джиту; но она уже успела прочесть на лице Рауля что-то такое, что подняло в ней мучительную тревогу, и не могла уйти, не выяснив себе выражения его лица, которое так поразило ее своею резкою переменою.

— Сказала я что-нибудь такое, что может вам повредить, Рауль? — спросила она его с беспокойством. — Если бы я могла предвидеть, что правда повредит вам, никакая власть не вынудила бы от меня слова.

— Ничего, Джита, так или иначе правда всплыла бы наружу; вы узнаете все в свое время. Итак, господа, между нами нет больше недоразумений, — начал Рауль, когда затворилась дверь за Джитой, — я Рауль Ивар, как вы и предполагали. Я стрелял в ваши лодки, капитан Куф, я избег вашего брандера, я же устроил вам веселую гонку вокруг острова Эльбы; я обманул синьора Баррофальди и его друга градоначальника — и все это сделал из любви к прекрасной и скромной девушке, которая сейчас ушла из этой комнаты. Никакой другой мотив не руководил мною ни при моем появлении в Порто-Феррайо, ни здесь — в Неаполитанском заливе — клянусь вам в этом честью француза!

Во всяком другом случае ненависть к ловкому врагу одержала бы верх; но в заявлении Рауля было столько неподдельной горячности, оно дышало такой очевидной искренностью, что внушало невольное уважение, и хотя, может быть, суд не вполне поверил его словам, но смеяться никто не позволил себе над положением этого мужественного человека.

— После вашего признания, господин Ивар, нам не нужны больше никакие свидетели, — заговорил Куф, — но я должен вас предупредить, что падающее на вас обвинение в шпионстве может иметь серьезные последствия.

— Я объяснил уже, какая была у меня побудительная причина проникнуть в Неаполитанский залив. Своего отношения к нации, враждебно настроенной против моей родины, прилагающей все старания повредить ей, я отрицать не стану, — я служу моему отечеству. Что же касается появления моего на этом фрегате, то вам известно, что я не добровольно сюда попал, меня позвали — и мне нечего говорить о повсеместно признаваемых правах гостеприимства.

Члены суда обменялись выразительными взглядами и на минуту водворилось молчание. Затем королевский прокурор снова приступил к своим обязанностям и сказал:

— Вы обвиняетесь, подсудимый, в том, что переодетым проникли в Неаполитанский залив с целью заручиться некоторыми сведениями, могущими пригодиться вашей родине в ее борьбе с нами. В только что сделанном вами признании вы даете иной мотив своему поступку, но нам недостаточно одного вашего заявления — мы должны опираться на законные доказательства; если вы можете нам их представить, сообщите.

Рауль колебался. Он не сомневался в том, что подтверждение его заявления Джитой придало бы ему большой вес; но ему очень не хотелось снова призывать ее перед судьями. Его чувство деликатности не позволяло выставлять Джиту после его признания предметом общего любопытства.

— Можете вы доказать свои слова, Рауль Ивар? — обратился к нему снова королевский прокурор.

— Боюсь, что это мне не удастся. Если бы мне, впрочем, разрешили вызвать моего товарища, то может быть…

— Итуэля Больта? Отчего же, мы выслушаем его показания и посмотрим, можно ли будет дать им цену.

— В таком случае я попрошу вызвать Итуэля.

Отдан был приказ, и Итуэль появился перед судьями. После снятия обычного допроса Итуэль заявил, что он только в таком случае будет отвечать как свидетель, если ему позволят говорить свободно и снимут с него кандалы… При этом он поднял руки, и судьи увидели на них ручные цепи, надетые на него каптенармусом. Взгляда упрека и двух слов со стороны Куфа было достаточно, и ручные кандалы были с него сняты.

— Теперь я могу говорить более добросовестно, — заметил Итуэль с насмешкой, — а то, знаете ли, когда железо впивается в человеческое тело, то хочется говорить одни только любезности. Спрашивайте меня, если у вас есть о чем меня спросить.

— Повидимому, вы англичанин?

— Неужели? В таком случае моя наружность обманывает. Я уроженец Северной Америки.

— Знаете вы подсудимого, Итуэль Больт, человека, называемого Раулем Иваром?

Итуэль не знал, что ему на это ответить.

Внимательно всматриваясь в выражение лица Рауля, он, казалось, начинал угадывать, в чем дело.

— Мне кажется, что да, по крайней мере, насколько я… — протянул Итуэль неопределенно, но, уловив в эту минуту выражение одобрения на лице Рауля, продолжал уже увереннее: — Да, как же, я его знаю.

— Известно вам, что заставило Рауля Ивара явиться в Неаполитанский залив?

— Собственно говоря, нет, господа судьи; эта поездка сюда капитана Рауля мне не вполне понятна; его дела здесь не поддаются точному определению.

Тогда суд предложил Раулю, со своей стороны, предложить несколько вопросов свидетелю.

— Итуэль, — обратился к нему Рауль, — разве вы не знали, что я люблю Джиту Караччиоли?

— Я, капитан? Я много раз слышал это от вас, но, вы знаете, я не знаток в такого рода делах.

— Разве не случалось мне много раз приставать к враждебному берегу единственно с целью увидеть ее, быть подле нее?