Около четверти часа они под непрекращающимся ливнем добирались до нужного дома по узким темным улицам, залитым бегущими потоками воды. Наконец, Нортон остановился у одноэтажного кирпичного дома, обнесенного чугунным черным забором, и нажал на скрытую от дождя закругленным металлическим козырьком кнопку звонка. Ворота открыла маленькая плотная женщина в ярко-желтом дождевике; она с удивлением взглянула на Нортона и вопросительно посмотрела на Кристину.
Потом обьясню, Мари, – бросил ей Нортон, – нам нужно увидеть Долорес. Надеюсь, впустишь?
Она кивнула, и они зашли в двор. Как только они попали в сам дом, закрытая входная дверь словно оборвала звук дождя, оставив вокруг тишину, которую внешняя непогода лишь изредка нарушала короткими постукиваниями по крыше.
Первая дверь справа по коридору, – сказал Нортон, складывая зонт и кивая головой в сторону длинного коридора с дощатыми полами, – я с вами, к сожалению, не могу пойти – все, что она может сказать, предназначено только для вас.
Кристина хотела было снять сапоги, но женщина покачала головой, забирая у нее мокрый зонт и коротко шепнув: “Иди”. Девушка пошла вдоль коридора до деревянной двери, обклеянной бумажными обоями, повернула массивную железную ручку и вошла в полутемную комнату, словно впитавшую в себя запах лекарств. У окна, прикрытого плотной шторой, стояла железная кровать. На ней лежало маленькое сморщенное тело очень старой женщины, казалось, время выпило из нее все соки, и теперь оставалась лишь обтянутая темно-коричневой кожей мумия. Когда Кристина взглянула ей на лицо, сердце чуть было не выпрыгнуло из груди: у этой женщины вместо глаз зияли пустые глазницы, в которых гнездилась темнота.
Не может быть, – прошептала потрясенная Кристина, – неужели…
Вот мы и встретились, – произнесла вдруг старуха. Она повернула голову в ее сторону, свет от небольшой настольной лампы осветил ее высохшее лицо, – Вовремя, Кристина. Вовремя…
Она помолчала, словно собирала в себе остатки силы, с которыми можно было бы продолжить говорить.
Я живу на грани между двумя мирами, – произнесла старуха. Ее глухой голос звучал так тихо, что девушка наклонилась ближе, – только трудно подобное страшное существование назвать жизнью. Я очень устала Кристина. Иногда мне кажется, что я – застрявшая на пороге смерти старуха, которой снится, что она маленькой девочкой заблудилась в кошмарном лесу, населенном жуткими существами. Иногда я думаю, что этой самой девочке снится, что она умирает в маленькой комнатушке без солнечного света, окруженная густым запахом лекарств.
Яркая вспышка озарила комнату, за ней последовал раскат грома.
Я хочу проснуться, – сказала старуха. Было видно, что последние слова дались ей с огромным трудом, – И думаю, смерть – единственный способ это сделать. Передай Нортону Энрайту, что я больше не нуждаюсь в лекарствах.
Она замолчала, Кристина долго ждала, прежде чем она прервет молчание, но не выдержала и спросила:
Что делать мне этой ночью? Как мне покинуть навсегда те страшные места, в которых я была?
На самом деле, тебе не нужен мой ответ, – произнесла старуха, – Все, что тебе нужно, уже внутри тебя. Ты ищешь выход, Кристина, но иногда, чтобы найти этот выход, нужно перестать его искать.
Она закашлялась так сильно, что Кристина хотела позвать на помощь ту женщину, которая открыла им дверь, но старуха внезапно схватила ее за руку. На ее ссохшейся руке чернел полумесяц.
Твоя мать всегда рядом с тобой, – сказала она хриплым голосом, – Мне не нужны глаза, чтобы ее увидеть. Внутренний взор видит гораздо больше.
Ее пустые глазницы уставились на потрясенную девушку, будто старуха действительно на нее смотрела.
Она рядом с тобой, – повторила она, – и я вижу ее так же отчетливо, как и тебя. Прогони тоску навсегда из сердца, чтобы с достоинством встретить финал следующей ночи, каким бы он ни был.
Она замолчала, и Кристина поняла, что несчастная умирающая женщина, чей возраст приближался к вековой отметке, больше ничего ей не скажет. Она вышла из комнаты, из головы не выходили последние слова, которые произнесла старуха.
Кристина ощутила, как к глазам подступают слезы, но теперь это были слезы радости, с которыми ее душа почувствовала, наконец, теплое родное присутствие близкого человека, которое всегда было с ней, но так долго заглушалось глупым беспокойством и бессмысленным изнуряющим отчаянием.
..24..
Первый час после полуночи.
Время, когда оживают самые страшные кошмары.