Блуждающая звезда

Вечером колона подъехала к Иерусалиму. Грузовики остановились на большой площади. Здесь не было ни солдат, ни вооруженных людей, только женщины и дети ждали возле других грузовиков. Солнце садилось, но город еще сиял. Эстер и Элизабет сошли на землю с чемоданами. Они не знали, куда идти. Жак Берже уже отправился в центр города. Гроза громыхала совсем близко, от каждой вспышки содрогалась земля под ногами, было видно зарево пожаров. Эстер и Элизабет видели перед собой городскую стену, за ней были дома с узкими окнами на холмах, а где-то дальше, наверно, сказочные силуэты мечетей и храмов. В небе цвета меди, в самой середине, поднимался столб черного дыма, ширился, расползался, сгущался в грозную тучу там, где начиналась ночь.

Неджма

Лагерь Нур-Шамс, лето 1948

Я, Неджма, решила написать эти воспоминания о днях, что мы провели в лагере Нур-Шамс, в память о Саади Абу Талибе по прозванию Баддави, о нашей тетушке Аамме Хурии, о моей матери Фатиме, которой я не знала, и о моем отце Ахмаде.

Разве солнце светит не всем? Этот вопрос все время звучит у меня в голове. Тот, кто задал его больше года назад, теперь уже умер. Он похоронен на вершине возвышающегося над лагерем холма. Его дети выкопали лопатами яму, сложив камни по обе ее стороны, и опустили в могилу тело, зашитое в старую простыню. Она оказалась слишком короткой, и зрелище получилось странное: казалось, что голые ноги мертвого старика сами несут его к месту последнего упокоения. Сыновья закопали могилу, младшие ребятишки помогали им, скидывая землю в могилу ногами. Поверх земли положили самые большие и тяжелые камни, чтобы бродячие псы не добрались до останков. Я вспомнила истории об оборотнях, о голодных волках, питающихся мертвечиной, которые тетушка рассказывала нам в дождливые дни. Когда на небе сгущались черные тучи, Аамма Хурия любила пугать нас страшными сказками о злых духах и привидениях. После смерти старого Наса я вспомнила голос Ааммы Хурии, шум дождя и лишь потом ощутила печаль.

Когда солдаты пришли в дом Наса, чтобы забрать его в лагерь, старик задал им этот вопрос, а потом все повторял и повторял его. Солдаты наверняка не поняли смысла его слов. Если бы поняли, наверняка посмеялись бы над этой фразой — « Разве солнце светит не всем?».

В то лето солнце палило так нещадно, словно вознамерилось сжечь наш лагерь дотла. Земля растрескалась, один за другим пересохли колодцы. Старый Нас умер в августе, когда нам стало не хватать еды. Люди часами сидели на каменном холме над лагерем, не спуская глаз с дороги на Тулькарм, откуда должен был появиться ооновский грузовик.

Сверху было хорошо видно облако пыли, приближавшееся с запада, от Зейты. Ребятишки начинали петь и кричать. Они безостановочно выкрикивали нараспев одни и те же слова: «Мука!.. Мука!.. Молоко!.. Мука!..», а потом мчались наперегонки к воротам, барабаня палками по пустым бензиновым канистрам и старым консервным банкам. Они производили столько шума, что старики посылали на их головы проклятья, а бродячие собаки заходились яростным лаем. Лежащий в могиле на вершине холма старик Нас, должно быть, слышит их и сегодня и первым узнает о прибытии грузовиков с мукой, маслом, молоком и солониной. Мне кажется, Нас мог остаться на этом свете, если бы ходил на холм вместе с детьми. В лагере все улицы полнились звуками впавших в отчаяние людей, это ранило ему сердце, и он просто не захотел больше жить. Каждый день частичка жизни покидала его, как засыхающее растение.

Потом по всем лагерям в Фарие, Балате и Аскаре распространился дошедший из Дженина слух: международные силы покидают нас, больше не будет ни еды, ни лекарств и всех нас ждет смерть. Сначала умрут старики, потому что они самые слабые, старухи, младенцы, и те, кто заболел лихорадкой. Потом умрут молодые — даже самые сильные и храбрые мужчины. Дни уподобятся кустарнику, иссушенному солнцем пустыни, и умрут. Так решили иностранцы, чтобы мы навсегда исчезли с лица земли.

Сыновья Наса, Хассан и Саид, очень сильные, крепкие и выносливые. Они высокие, с мускулистыми ногами, их лица дочерна загорели на работе в поле, а глаза сверкают огнем. Но слух дошел до их ушей, когда они похоронили зашитого в простыню отца на вершине каменного холма, и теперь они больше не ждут, когда чужаки привезут в лагерь продовольствие на своих белых грузовиках. Наверно, они их ненавидят. И стыдятся того, что уподобились нищим, которые клянчат деньги на пропитание у городских ворот.