Блуждающая звезда

Саади вошел в дом, а я осталась у порога, прислушиваясь к тишине на улицах лагеря. Потом он вышел, сделал несколько шагов и без сил уселся у двери. Мертвые птицы и финики рассыпались по земле. Я вошла в дом. Аамма Хурия сидела на том же самом месте с тряпкой в руке. В тени я увидела тело Румии, ее запрокинутое лицо, закрытые глаза и рассыпавшиеся по плечам влажные светлые волосы. Казалось, она спит. Я попыталась вспомнить, когда она появилась в лагере, и мне показалось, что это случилось давно, очень давно. В комнате воцарилась тишина — тишина смерти, но мои глаза оставались сухими. Эта смерть была все равно что смерть в бою, она заледенила все вокруг. Зло не коснулось лица Румии, оно было очень бледным, с темными кругами вокруг глаз. Никогда не забуду это лицо. Я неподвижно стояла у двери, и Аамма Хурия подняла на меня тяжелый взгляд. «Уходи, — сказала она, и я услышала в ее голосе ненависть. — Беги отсюда. Бери ребенка и беги. Мы все умрем». Она легла на пол рядом с Румией и закрыла глаза, как будто собиралась уснуть. Я поцеловала ее в голову и ушла.

В доме соседки я собрала сверток с хлебом, мукой, спичками, солью и банками сухого молока «Клим» для Лулы, положила тетради, в которых описывала события своей жизни, день за днем. Больше я ничего брать не стала. Саади запасся бутылью с водой. Ребенка я завернула в покрывало и привязала к спине, взяла сверток и вышла на дорогу, по которой ездили грузовики, доставляя в лагерь продовольствие.

Солнце стояло низко над холмами, но горизонт уже начал светлеть. Я обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на лагерь. Саади молча шел рядом. Его взгляд был суровым и печальным. Он обнял меня за плечи и увлек за собой.

* * *

Каждый день они пускались в путь на рассвете и до полудня шли на юг через выжженные солнцем холмы. Когда питание «Клим» закончилось, Неджма сказала, что ребенок умрет, если они не достанут молока. Солдаты входили в Тулькарм. Саади забрался на уступ и просидел там целый день, не двигаясь, как когда-то у могилы старого Наса. У него было такое острое зрение, что он мог разглядеть колючую проволоку, которой был обнесен город, и замаскированные в камнях пулеметные доты. С другой стороны через плодородные поля черной ниткой тянулась железная дорога, а еще дальше в небо поднимались дымы порта Мухалид. Темная гладь моря выглядела нереальной.

Неджма расположилась с Лулой в тени дерева, развела остатки сухого молока и напоила девочку, слушая рассказ Саади о далеком, прекрасном и недостижимом море. Ни о чем другом он говорить не мог. Ребенок снова раскапризничался, и Саади ушел.

Весь остаток дня, всю холодную ночь и весь следующий день Неджма ждала под деревом, отлучаясь только по нужде. У нее оставалось немного подслащенной воды и несколько галет «Мария». Если Саади не вернется, они умрут. Ребенка мучила жажда. Солнце жгло нежную кожу через пеленки и покрывало, губы у девочки распухли и растрескались. Неджма пела ей песенки, чтобы утешить и успокоить, но она забыла почти все слова, так что выходило не слишком хорошо. Она сидела, смотрела в пустоту, слушала дыхание Лулы, и этот звук казался ей странным среди звенящей тишины холмов.

Несколько раз Неджма замечала чьи-то тени, и ее сердце начинало биться сильнее. Она думала, что возвращается Саади, но это были беженцы из Тулькарма. Они направлялись на юг и прошли, не заметив ни девушку, ни хнычущего младенца.

На второй вечер Неджма помолилась, провела ладонью по своему лицу и по личику Лулы, готовясь умереть, и тут появился Саади. Он бесшумно подошел к дереву. «Смотри! — В его голосе звучало нетерпение. Он помог ей подняться. — Идем же, скорее». Неджма увидела козу с козленком — Саади привязал их к кусту — и шумно, по-детски обрадовалась. Она подбежала к животным, и перепуганная коза отпрянула в заросли, а козленок кинулся бежать. Неджма положила ребенка на землю и приблизилась к козе, протягивая ей на ладони соленое печенье. Когда козочка успокоилась, Неджма попыталась ее подоить, но ей не хватило сил. Баддави подоил козу в оловянную миску. Из набухших сосков текло густое пахучее молоко. Неджма наполнила бутылочку и дала Луле. Девочка жадно, на едином дыхании выпила все, до капли, а потом сразу уснула, и Неджма уложила ее под деревом. В миске еще оставалось молоко. Первым напился Саади, следом за ним — Неджма. Теплая, солоноватая, густая жидкость согрела их. «Вкусно». Впервые за долгое время Неджма вновь ощутила надежду. «Теперь мы не умрем». Она произнесла это тихим голосом, для себя самой. Саади посмотрел на нее, но отвечать не стал.

Они устроились спать прямо на земле, положив между собой Лулу. Ночью Неджма слышала, как козленок стучит копытцами по камням, а потом тычется головой в брюхо матери и сосет, жадно причмокивая. На темном небе мерцали звезды. Неджма давно не поднимала голову вверх. На юге звезды были прекрасны и сверкали совсем иначе, не так, как над лагерем.