Читаем Блуждающее время полностью

1) Все религии – детский сад, они хороши для приготовишек, для «малых сих», и действительно, дают облегчение, спасение, но, по большому счету, временное, и, конечно, только в пределах этого «творения» и его принципов. В Откровениях Бог сообщил людям только те истины, которые, во-первых, им необходимы и понятны, а во-вторых, чтоб избежать окончательного распада и гибели «погибших», и наконец, только то немногое из океана высшей Реальности, что мог вместить узкий человеческий ум. И это они все же вместили, но в достаточно искаженном виде, «сквозь туман», особенно благодаря вмешательству «посредников» и по мере удаления от Первоисточника. Но и это хорошо, иначе бы совсем пропали. Многое, как известно, мир не вместил.

2) Метафизическая реализация, великая адвайта-веданта, не дуализм между душой человека и Богом – это, конечно, иное дело, это тебе не «погибшие», не приготовишки, но с точки зрения Бездны – все равно: то, что связано с принципами этой духовности и этой Вселенной будет сметено.

Например, считал Черепов, возьмем самое элементарное: соблюдать или нет законы религий? Лучше, конечно, соблюдать (для спасения), но с точки зрения Бездны, это безразлично. В некотором смысле неплохо даже быть «атеистом», спокойно полагал Черепов, ибо Бездне лучше войти в пустое, не загруженное ничем сознание. Относительно Бездны для человека нигде, ни в каких законах и религиях, ни в метафизике, ни в абсолютном повиновении – нет опоры. Он может только жутко ждать.

О запредельных, типа Орлова, частично Марины, Черепов полагал следующее: они думают, что идут в Бездну, но сами идут не в ту Бездну, которая придет и сметет. Их Бездна еще в этой цепи, в этой «иерархии» бытия и небытия. Она отступит, эта их Бездна.

И все же здесь Черепов чуть-чуть колебался. Он испытывал непонятный ему трепет перед Орловым, ибо последний, практически, был там, где Черепов не мог быть. Клим только ждал. Кроме того, во время их единственной встречи Черепов смешался, потерял себя, ум его провалился под одним только взглядом Орлова. Но он быстро вышел из этого внезапного состояния.

«Иначе бы я погиб», – думал впоследствии Клим.

Нет, относительно Орлова было очень и очень непонятно, подозрительно, но Клим не сдавал свою позицию: должна прийти новая Бездна, которая сметет все существующее, всю эту Вселенную, этот мир Абсолюта…

Все это молниеносно пронеслось снова в сознании Черепова, как некое заклинание, пока он сидел в этой пивной лачуге, пил пиво и смотрел на кота.

Вспомнил он сейчас и то, что сам Орлов считал его позицию весьма опасной. Почему – Григорий Дмитриевич не объяснил.

Черепов вздохнул и вдруг проявил слабость в душе. Зачем ему надо было, подумал он, разойтись со своим «юродивым от Бездны» – тихеньким, странным существом, несколько фантастическим, но способным целовать руки Черепову, настолько он обожал гениальность и прозрения Клима. «Юродивый» считал, что он провоцирует Бездну, но ведь и сам Черепов – в этом Клим иногда признавался себе – имел порой женственность считать, что сам факт, простой факт ожидания Бездны может способствовать Ее приходу….

Черепов, если бывал сентиментален, то только на минутки две-три…

И вдруг прямо на него с кружкой пива попер совершенно дикий человек, но главное – загадочный. На вид ему было всего лет тридцать, а загадочность состояла, во-первых, в сгорбленности, какой-то непотребной асимметрии тела, не так чтобы уж совсем в уродстве, но близко к этому, а во-вторых, в проницательно-безумных глазках, незаурядном выражении лица. Все вместе и давало ощущение какой-то хищной затаенности. К тому же уродство скрашивалось внутренней энергией и извращенным светом в глазах. Черепов даже слегка вздрогнул и вспомнил, что он человек, и к тому же смертный. Но на лице незнакомца засияла весьма добрая, но с извивом улыбка.

– Я к вам, я к вам, – заскрипел он странным голосом. – Я-то вас давно знаю, хе-хе…

– Садитесь поближе, – хмуро ответил Черепов, сразу пришедший в себя.

Незнакомец сел и назвал себя Севой. Черепов тоже представился. Сева хлебнул из кружки и вдруг истерично, как ворона, затараторил.

– Вы ведь сюда давно ходите. Я вас приметил. Вы из Москвы в эту пивную почему-то приезжаете. Всегда один. Сидите обычно у окна, такой задумчивый. Мне интересно, хи-хи…

– У меня родная сестра здесь живет, – холодно ответил Клим, – Ульяна. А сам я Клим Черепов.

– Так, так, так, сестренка, значит. Хорошо иметь близкого человека. И фамилия какая у вас любопытная. Мне бы с такой фамилией жить да жить.

– А вы-то кто?

– Да как вам сказать?! Сам не знаю.

В глазах Черепова мелькнул слабый интерес.

– Значит, бродяга, бомж, недотыкомка, персонаж из потустороннего мира.

При слове «потустороннего» незнакомец подскочил и вдруг прямо зарычал:

– Ненавижу, ненавижу…

– Кого?

– Потустороннее, Загробный мир ненавижу. И слова эти. Помешались все на них. Какой потусторонний мир, с нас этого мира хватит! Вон, какой огромадный… Не хочу, не хочу!

– Да кто вас туда тянет? Вы же молодой, хоть и с горбом, прямо скажем.

Перейти на страницу:

Все книги серии Мастер серия

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее