Блуждающие моря

— Смотри сам, — огрызнулся Эйс Гаунт. — Перешейка больше нет. Экваториальное противотечение, двигаясь со скоростью два узла в час, полностью снесет то, что называлось Центральной Америкой, и ударит по Северному Пассатному течению как раз к югу от Кубы. Неужели ты не догадываешься, что происходит сейчас с Гольфстримом? Он сдвинется к востоку, к бывшему Саргассовому морю, и повернет к югу, вдоль африканского побережья. Не пройдет и шести месяцев, как Германия и Франция неожиданно станут сердечными друзьями, а Франция и Россия — злейшими врагами. Вам понятно, почему?

— Н-нет.

— Потому что в Европе около двухсот миллионов жителей. Двести миллионов, Тед! А без Гольфстрима в Англии и Германии установится климат Лабрадора, во Франции — климат Ньюфаундленда, а в Скандинавии — Баффиновой земли. И сколько человек тогда смогут прокормить эти земли? Возможно, три или четыре миллиона, да и то с трудом. И куда же денутся остальные?

— А куда?

— Англия попробует выдавить избыток населения в свои колонии. Индия безнадежно перенаселена, но Южная Африка, Канада и Австралия смогут принять миллионов двадцать пять. У Франции есть Северная Африка, хотя она уже населена довольно плотно. А остальные — ну, вы же можете догадаться, Тед.

— Попробую. Сибирь, Южная Америка и… Соединенные Штаты!

— Хорошая догадка. Так вот почему Россия с Францией перестанут быть лучшими друзьями. Южная Африка плохо приспособлена для белого человека, так что остаются Сибирь и Северная Америка. Ах, какая будет из-за этого война!

— Как раз тогда, когда мир вроде бы пришел в равновесие, — пробормотал Тед.

— Все газеты кричат о гибели полутора миллионов в Центральной Америке. — продолжал Гаунт. — Через год они поймут, что эти полтора миллиона были лишь передовым отрядом.

— Но, Господи Боже мой! — вырвалось у Теда. — Неужели с этим ничего нельзя сделать?

— Конечно, можно, — ответил техасец. — Если у тебя есть на примете какое-нибудь славное послушное землетрясение, которое поднимет на прежнее место те сорок тысяч квадратных миль земли. Ну а если нет, остается принять предложение Максуэлла: строить подводные лодки — и еще раз подводные лодки. Беженцы не смогут наводнить страну, если ни один из них не доберется до побережья.

Эйс Гаунт ненамного опередил в своих прогнозах блестящего сэра Финеаса Грея из Королевского Общества. К счастью (или к несчастью, зависит от того, который берег Атлантики вы называете своим домом), сэр Финеас был известен в мире журналистики как автор многих дутых сенсаций, и его мрачные предсказания были помещены английскими и континентальными газетами в разделах «Слухи» и «Аномальные новости». Правда, то и дело какой-нибудь океанограф на внутренних газетных полосах соглашался с сэром Финеасом.

Тем временем приближалось Рождество, и Тед проводил дни в рутинной топографической работе в конторе, а вечера — с Кэй Лавелл. Рождественские каникулы они встретили почти помолвленными. То есть они-то были помолвлены, но сэр Лавелл об этом пока не знал.

Четырнадцатого января первая волна холода накатилась на Европу. В Лондоне и Париже столбик ртути показывал двадцать градусов ниже нуля. Затем область высокого давления сдвинулась к востоку, и установилась обычная температура.

Но ненадолго. Двадцать первого другой поток холодного воздуха двинулся в западном направлении, и английские и континентальные журналисты решили пощекотать нервы читателей. Конечно же, сэр Финеас Грей безумец, — но предположите только, что он прав! Только предположите такое. Ведь это же немыслимо! Безопасность и величие Германии (или Франции, или Бельгии, или Англии) просто не могут зависеть от существования крошечной полоски суши на другой стороне земного шара.

С приходом третьей волны арктических холодов европейцы встревожились по-настоящему. Вероятно, сэр Финеас был прав. И что же тогда? Что можно сделать? Жители Парижа и Берлина роптали, и даже уравновешенный Осло стал свидетелем бунтов, так же, как и консервативный Лондон. Германское правительство пошло на уступки Франции в извечном споре о границе, и Франция ответила любезной нотой. Россия запротестовала, ее вежливо проигнорировали; Европа определенно начала перестраиваться, причем очень быстро.

Но Америка, за исключением некоторых ученых и членов правительства, проявляла к этим событиям интерес лишь время от времени. Дамы из высшего общества основали несколько благотворительных фондов в помощь страдающим от холода беднякам, но эти фонды были не слишком популярны. Газеты были озабочены непрерывным ростом иммигрантской квоты — начинался исход из стран Гольфстрима.

К середине февраля Европу охватила настоящая паника. Италия, Испания, Балканские страны и Россия оказались в одной упряжке. Россия тотчас забыла свою многолетнюю вражду с Японией, а Япония (вот странное дело!) потеряла интерес к Курилам. Двести миллионов европейцев, и в том числе многомиллионные армии, жадно выискивали пустые места на карте мира. Никто не знал, где грянет гром, но никто не сомневался, что гроза неизбежна.