Но у меня побывал их представитель Трофимов, и мы вроде обо всем договорились.
Неприятности появились из-за «Блуждающих огней». Будь они неладны, и блуждать им неприкаянно еще не одно столетие! Но кого так приспичило их устраивать? Может, какая-то третья сила, о которой я пока не знаю?
На улице стылый ветер отхлестал меня по щекам. Я потуже запахнул куртку. После Таджикистана к московской погоде привыкнуть трудно. Хотя и прожил тут всю свою маленькую жизнь. На правой половинке неба кучковались кучевые облака. На левой — ванильный самолет ввинчивался в небо. И вся эта небесная гармония висела легким и по вечернему серым покрывалом над деревенской гармоникой, летающей где-то во дворах напротив редакции.
Во! Начинается! «Гармония» — «гармоника», «кучковались» — «кучевые». Оказывается, читать по утрам «Словарь рифм» — очень вредно. К вечеру мозги начинает закручивать в рифмованный узел.
— Леша! — догнал меня голос Вики.
— Вика?
В море вечерних огней она выглядела потрясающе: моя любимая длинная юбка с разрезом во всю длину самой юбки, из-за которого при ходьбе открываются чудесно стройные ноги. Со времен Пушкина наши женщины по этой части заметно пошли на поправку. Бежевая курточка модного покроя, и рассыпанные по плечам черные волосы. Кроме того, неожиданно дружелюбный ветер донес запах ее духов.
Какая-нибудь читательница может заметить: а чего это я сравниваю и описываю свою возлюбленную, точно верховую лошадь? Я, конечно, в таком случае начну отпираться. Говорить про поэзию чувств, про тонкострунные плетения души. А потом спрошу, в свою очередь: а чем это вам лошади, собственно, не нравятся? Очень хорошие животные! Из них, между прочим, получается весьма недурственная копченая колбаса.
Впрочем, мы уклонились от темы.
— А я специально тебя поджидала, — сказала Вика лукаво.
Я удивился вторично:
— Что-то случилось?
— Нет. Просто хочу с тобой поговорить.
Тут я удивился уже третично. Заодно и насторожился.
С женским полом мне не везло с детского сада. Всему виной моя внешность. Все девочки, которые мне нравились, поголовно считали меня бандитствующим элементом. А девочки, которым нравился я, в свою очередь, казались мне поголовно злостными хулиганками. Вы думаете, что я воровал машинки, отбирал куклы или что-то в таком роде? Ничуть! Но у каждой симпатичной девочки, с которой я пытался подружиться, после первого же моего невинного вопроса я читал в настороженном взгляде: «От
В редакции, где я работал, со мной также происходили потрясающие вещи. На новогоднем капустнике Дед Мороз и Снегурочка затеяли неожиданный конкурс. Каждому корреспонденту надо было придумать стишок, чтобы получить роскошный подарок — доверху наполненную сумку всяких деликатесов. Колчин прочел что-то бунинское. Остальные эрудиты тоже переделали на свой лад что-то из классиков про Новый год, пушистый снежок и все такое. И только я решил по-честному придумать свое. Когда настала моя очередь, стишок уже был сочинен, только не хватило времени на редакторскую правку. Все закричали: «Просим! Просим!» И я выдал гордо:
Нет! Я снегурок не люблю!
На них в страстях не поелозишь!
И даже если быстро вдуть,
То все на свете отморозишь!
Деда Мороза тоже жалко!
Шумит веселье! Все кипит!
Он мыкается с толстой палкой.
Давно на девок не стоит!
На елке Ангел тускло блещет!
Бедняга празднику не рад.
Какой ему маньяк зловещий,
Засунул кончик елки в зад?!»
Вместо аплодисментов — стотонная тишина. Мой стишок наверняка занял бы первое место, если бы Деда Мороза не играл наш главный редактор, а Снегурочку — его жена. Ангел у нас тоже был. Его играла наш выпускающий редактор. Третий по влиятельности человек в редакции… С тех пор я завязал с поэтическим творчеством.
К чему это я все?
Ах, да! Вика встретила меня возле редакции.
— Что-то мне холодно, — поежился я зябко. — Может, поедем ко мне?
— Давай, — легко согласилась она.
Я уже устал удивляться и предложил взять что-нибудь для согрева душ и задушевного разговора на дому.