Толпа в зале бурлила, не выдерживала психологического напряжения. Женщины плакали, одна из них даже потеряла сознание. Мужики нервно вертелись на своих местах, покашливали. Председательствующий все время призывал присутствующих соблюдать порядок. После таких леденящих кровь показаний возбужденная толпа, решительная в своей сплоченности, способна на все, даже на самосуд. Бойцы Боровца, образовав плотный заслон, через боковой выход выводили подсудимых прямо к тюремной машине, и только за решеткой те облегченно вздыхали и вытирали со лба холодный пот.
…Новобранец Тылецкий, взволнованный увиденным, обратился к Боровцу:
— Не могу понять, товарищ подпоручник, почему с ними так церемонятся? Столько крови на их руках. Ведь заранее известно, какое они заслужили наказание, к чему же тогда весь этот процесс?
Боровец спокойно объяснил ему. А сам не далее как вчера, встретив за ужином Зимняка, задал ему тот же вопрос. Тот в ответ улыбнулся:
— А ты считаешь, что я умнее тебя?
— Ты же прокурор, должен знать.
— Я знаю только то, что порядочное государство должно уважать свои собственные законы. В этом я убежден. Кроме того, каждый из них имеет право на защиту.
— Но ведь после того, что они натворили, у них нет никаких шансов, так или иначе им грозит расстрел.
— Возможно… Но послушай, Анджей! А если бы я отдал их тебе без приговора и приказал расстрелять, ты бы сделал это?
— Ну что ты. Я того же Зигмунта или Пилота в плен брал.
— То-то же. Закон есть закон, и его нужно уважать, а по-иному нельзя. Не говоря уже о том, что такой процесс — это полное разоблачение Рейтара. Ты же видел лица сидящих в зале людей, наблюдал за их реакцией? Я уверен, что, если бы кто-то в тот момент, когда показания давала жена Ледеровича или жена Кевлакиса, вдруг крикнул, что здесь находится Рейтар, люди разорвали бы его на куски. А ведь многие из них поддерживали бандитов, были их опорой.
…На четвертый, последний день процесса выступал заместитель прокурора. Боровец не ожидал, что Зимняк обладает таким красноречием. Зал замер. В приводимых им аргументах, в интонации речи, взывающей к человеческой совести, требующей вынесения сурового наказания для подсудимых, было столько убежденности и страсти, что мало кто из находившихся в зале остался равнодушным.
— Таков, высокий суд, закономерный исход действий, направленных против мирного населения, против народного государства. Некоторые из подсудимых говорили здесь о политических мотивах. Что у этих людей, у Рейтара осталось политического? Ничего. Жалкие фразы, которыми они в главах общественности пытаются прикрыть зверские убийства, грабежи, насилия над мирными, беззащитными жителями наших деревень. Так закончил свой бандитский путь Лупашко, так закончил его Бурый. Оба они предстали перед судом народной Польши, тем же закончится и преступная деятельность банды Рейтара. Пока здесь, на скамье подсудимых, нет ее главаря. И может быть, от его руки, от рук его извергов погибнут еще люди, наши соратники по труду и борьбе за новую Польшу, но в одном мы уверены — приходит конец бандитскому террору. И конечно же Рейтара ждет то же, что и его предшественников — Бурого и Лупашко, как и сидящих здесь в зале подсудимых.
Высокий суд!
Мерой человеческой справедливости является наказание, соответствующее совершенному преступлению. Однако бывают преступления, не поддающиеся оценке из-за своей трагичности. Их-то и совершили подсудимые. Какую меру наказания они заслужили за это? Высокий суд, это закоренелые убийцы, абсолютно лишенные даже капли жалости. Они не щадили ни сирот, ни стариков, ни одиноких матерей! Какую кару заслужили те, кто поднял оружие против народной Польши?
От имени прокуратуры я предлагаю вынести всем подсудимым высшую меру наказания — смертную казнь.
Когда прокурор произнес последние слова, по залу пронесся одобрительный шум. Один из подсудимых, Прыщ, потерял сознание и сполз на пол.
Приговор был объявлен к вечеру. Суд признал подсудимых виновными в предъявленных им обвинениях и приговорил всех к смертной казни. Приговор являлся окончательным и обжалованию не подлежал. Однако перед приведением его в исполнение подсудимым предоставлялась последняя возможность обратиться с ходатайством о помиловании к президенту Польской республики.
Уже совсем стемнело, когда Боровец во главе конвоя двинулся обратно в Ляск.
…Воспользовавшись тем, что заседание суда было открытым и доступ в зал свободным, Рейтар через свою конспиративную сеть своевременно получал информацию о ходе процесса. Ему донесли и об отнюдь не героическом поведении его подручных. Это привело его в бешенство. Некоторое время Рейтар даже колебался, не махнуть ли на все рукой и не бросить ли их на произвол судьбы. Если в конце концов он и решился отбить их, то в основном из «воспитательных», пропагандистских соображений. Он хотел еще раз доказать всей округе, что с ним шутки плохи, что за ним сила, коль уж он пошел на открытое нападение на конвой.