— А мне не к спеху. Дом только что поставил, хотелось бы на своем хозяйстве поработать.
— Не беспокойся. Служишь им хорошо. Они тебя за это председателем сделают, кнут дадут и прикажут людей загонять в колхоз.
— Я никому не служу, у меня своих дел хватает.
— Да уж… Чего от тебя нужно было Элиашевичу?
— Подозревал меня в сотрудничестве с тобой.
— И что же ты ему сказал?
— Рассказал ему все, как было.
— И после этого он отпустил тебя?
— Как видишь.
— Подписал обязательство?
— Какое?
— Не валяй дурака, я все знаю… О сотрудничестве с властями.
— Ничего я не подписывал.
— И ты думаешь, что я тебе поверю?
— Думай как хочешь.
— В чем конкретно он тебя обвинял?
— В том, что, как староста, слишком поздно заявил, что произошло у Годзялко, и о той записке, которую нашли в его доме и которой ты, кажется, предупреждал меня. По правде говоря, я и сейчас не знаю, зачем ты ее написал.
Рейтар рассмеялся:
— Черт возьми, ну и дела! У тебя, наверное, и сейчас поджилки трясутся. Думаешь, что я пришел рассчитаться с тобой? — Он внезапно посерьезнел. Его лицо стало жестоким и злым. — А вообще-то, за твое холуйство перед властями надо было бы дать тебе возможность исповедаться перед Святым Петром. В записке я предупреждал тебя относительно сотрудничества с коммуной, но, видно, на тебя не очень-то подействовало это. Знаешь, за что Годзялко был приговорен и ликвидирован от имени Речи Посполитой? За холуйство. И ты недалеко от него ушел. Ты ведь по-прежнему староста?
— Уже нет. Отказался. Жена на сносях… Слушай, Влодек, неужели я в самом деле не заслужил спокойной жизни? У Элиашевича претензии, что я сотрудничаю с тобой, у тебя — что сотрудничаю с ним. А мне в самом деле хочется пожить спокойно. Сижу в глуши, копаюсь в земле, женился. — Кевлакис понизил голос, поглядывая на дверь, ведущую в комнату: — Жду ребенка, построился наконец. И, кроме этого, меня сейчас ничто на свете не интересует. Ты лучше других знаешь, что, вернувшись с Запада, я отказался от работы в городе, а все потому, что люблю землю, а тут…
— А тут ты попался на удочку коммуны. Ты на сантименты не дави. Много вас таких развелось, любителей спокойной жизни. Посмотри на меня, посмотри на ребят, которые пришли к тебе голодные, как гончие псы. Но мы боремся! Порою голодные и холодные, но у нас есть свои идеалы. А знаешь, почему голодные? Потому что мы уже второй день бродим по лесам, сводим счеты с коммуной. Впрочем, еще услышишь об этом. Дружище, скоро начнется война, Запад вот-вот выступит, а ты с кем связался?
— Ты мне уже говорил об этом.
— И что бы тебе там ни казалось, война не за горами. Не буду скрывать от тебя: я поддерживаю связь с Западом.
Из комнаты раздался голос жены Кевлакиса:
— Кейстут!
Рейтар умолк. Кевлакис встал из-за стола и приоткрыл дверь:
— Тебе что-нибудь нужно?
— Нет, я только хотела спросить, ты скоро пойдешь спать?
— Сейчас, дорогая, закончим разговор, и приду.
— Кто-нибудь из знакомых пришел?
— Да, знакомый. А ты спи. Может, тебе принести чего-нибудь?
— Нет, спасибо.
— Ну, тогда спи.
Он снова прикрыл дверь, но уже за стол не сел, а продолжал стоять, давая тем самым Рейтару понять, что пора заканчивать затянувшийся визит.
Тот улыбнулся и встал:
— Так говоришь, что мне пора убираться? В строгости, как я погляжу, держит тебя твоя благоверная. Нет ничего хуже, как обабиться.
Кевлакис ответил, словно оправдываясь:
— Вот-вот должна родить, поэтому и нервничает. Со вчерашнего дня ей стало плохо. А тебя я не гоню.
— Ну ладно, ладно. Мне и в самом деле уже пора. Послушай, Кейстут. Откровенно говоря, я ведь пришел к тебе не в гости, а с конкретным предложением. Еще раз хотел убедить тебя присоединиться к нам.
Рейтар умолк на минутку, внимательно наблюдая, какое впечатление произведут на Кевлакиса его слова. Однако у того ни один мускул на лице не дрогнул. Рейтар продолжал:
— Хотел предложить тебе, чтобы ты вступил в мой отряд. Сделал бы тебя своим заместителем, выделил бы людей, оружие, и позабавились бы мы немного с коммуной. Видел, какие у меня мировые ребята? А сейчас сам понимаю, что это предложение не вызвало бы у тебя восторга, раз уж твоя жена вот-вот должна разродиться и это для тебя главное. Поэтому такого предложения я пока тебе не делаю, но у меня есть другое. Вступай в мою конспиративную сеть. После войны это тебе зачтется, а задания твои не потребуют, чтобы ты отлучался из дома. Будешь сидеть в деревне, жену голубить, детей нянчить, только держи ушки на макушке и примечай все, что вокруг тебя делается. Время от времени буду посылать к тебе связного, а иногда и сам встречусь с тобой. Никаких подозрений на тебя не падет, потому что Татарин относится к тебе с доверием, раз уж он выпустил тебя. Ну, что ты на это скажешь?
Кевлакис, сохраняя по-прежнему молчание, подошел к ведру с водой, напился. Рейтар терпеливо ждал ответа. Кевлакис повесил ковшик на гвоздь, вытер рукой губы и посмотрел Рейтару в глаза:
— Нет, Влодек, я не согласен.
Рейтар побледнел и недвусмысленно передвинул вперед кобуру с пистолетом. Кевлакис продолжал: